Луиза Бэгшоу - Все, хватит!

Взглянув на свое отражение в зеркале, Диана Верити улыбнулась.

Ничто, даже пятна времени в уголках старинного трюмо, находившегося в спальне матери, не портило ослепительной картины. Красавица Диана была прекрасна, как никогда. Быть невестой хорошо, особенно если ты молода и красива, а твое платье, отделанное крошечными шелковыми розами и вручную расшитое хрустальными блестками, стоит больше денег, чем многие люди зарабатывают в год. Букет для этой невесты составил лучший в Лондоне флорист. Ее волосы блестели, как жидкое стекло: еще бы, Джон Фрида специально ради нее открылся в неурочное время, и сам Джоэл приложил руку к «рваной» челке, которая великолепно смотрелась в сочетании со сверкающей диадемой из кристаллов Сваровски, черного и искусственного белого жемчуга, поддерживавшей короткую фату. Диана сначала думала надеть длинную фату, но потом решила, что грешно скрывать такое платье от гостей, а главное, от репортеров из «Таттлер» и «Хелло!», которые будут штурмовать двери собора.

Если уж в такой день не показать себя во всей красе, лучше совсем не выходить замуж. Может быть, фотографии в журналах хоть немного успокоят папочку, который изрядно потратился на свадьбу дочери. А что поделаешь: платье от Баси Жаржиски стоит недешево!

– Ты ослепительна, дорогая.

Поджав тонкие, безупречно накрашенные губы, Виктория Верити окинула старшую дочь критическим взглядом. Она всегда считала Диану великолепной, но эгоистичной и испорченной бабочкой, однако сегодня ее красота затмевала все остальное. Эрни, ее жениху, приходилось тратить огромные деньги на то, чтобы обеспечить Диане привычный комфорт и первоклассное обслуживание. Тем не менее, Виктория была уверена, что стоит Эрни увидеть невесту, как он поймет, что сделал выгодное вложение. Говорят, день свадьбы – главное событие в жизни любой девушки. Кто знает, может, так оно и есть, подумала Виктория, и в то же время существует особый вид женихов, для которых этот день не менее важен. При мысли об этом она с аристократическим презрением скривила губы.

Эрнеста Фокстона считали паршивой овцой британского издательского бизнеса. После того, как он бесцеремонно уничтожил одно из старейших в стране издательств, уволив большую часть сотрудников и безжалостно расставшись с неприбыльными авторами, этот молодой человек нацелился на Америку. Благодаря матери у Эрни было двойное гражданство, и теперь он намеревался им воспользоваться. Его пригласили возглавить «Блейклиз», старый нью-йоркский издательский дом, потому что его акционеры давно уже поговаривали о необходимости модернизации. Виктория отдавала себе отчет в том, что Эрнест был прирожденным бизнесменом, прекрасно понимавшим, какую службу может сослужить ему красивая и утонченная супруга-англичанка во время многочисленных премьер и благотворительных балов, из которых состояла светская жизнь Манхэттена. Поэтому стремительный роман и не заставившее себя ждать предложение нисколько не удивили ее.

Диана приняла этот вызов. Она никогда не обременяла работой свои мозги – а материнский инстинкт подсказывал Виктории, что от них был бы толк, если бы Ди взялась за ум, – кроме тех случаев, когда ей хотелось всеми правдами и неправдами попасть на показ Александра Маккуина или заполучить желтую сумочку из телячьей кожи из ограниченного предложения Прада. Она бросила учебу в колледже и устроилась консультантом по вопросам моды в журнале «Вог», согласившись на мизерную зарплату, поскольку Эрни содержал ее в более чем роскошных условиях. Виктория знала, что ее дочь устраивает легендарные вечеринки и пользуется репутацией гламурной барышни. В лице дочери она вытащила свой счастливый билет, и теперь ее жизнь в Нью-Йорке скорее всего будет похожа на один большой «Дневик Дженнифер» [1]в американском варианте. За какие-то четыре месяца Диана составила список гостей, сплошь бомонда, до которого ей не было никакого дела, организовала роскошный прием в отеле «Браунз», выбрала потрясающие цветы, наняла уличный квартет и сшила платье по индивидуальному заказу.

Эрни будет гордиться ею.

– Надеюсь, не очень позорно?

Диана вертелась перед зеркалом, любуясь изящными маленькими рукавчиками и опасно низким вырезом, который сзади прикрывала шелковая накидка в греческом стиле. Из-под подола выглядывали носки белых атласных туфелек, расшитых золотой нитью.