Оливия Голдсмит - Семейный стриптиз

Спрятавшись за дверью стенного шкафа, Джада сняла спортивную одежду и достала строгий деловой костюм.

– Ты не понимаешь! Мы с Тоней… У нас не просто секс, а духовная связь!

Джада выглянула из-за двери. Силы небесные! Уши вянут от того дерьма, что несет ее благоверный. Ты сотво­рил этого человека, господи. Открой же ему глаза. Или вырви их ему… к чертям! Она подумала о родителях. На Барбадо­се, небольшом островке посреди океана, люди способны постигать искусство компромисса. Клинтону этого не дано.

– Я могу тебя простить, – медленно произнесла Джа­да. – Могу и дальше жить с тобой. Я буду стараться, еще сильнее, чем сейчас, сохранить семью. НО! Только в том случае, если больше ни слова не услышу о твоей «духовной связи» с этой дамой… Всему есть предел, Клинтон, я не желаю ничего о ней знать. Не смей оскорблять меня свои­ми дурацкими сравнениями.

– Я и не думал сравнивать, – заныл Клинтон. – Се­мья для меня главное, ты же знаешь. Может, сейчас у нас и не все гладко, но такое ведь уже бывало. Все наладится, вот увидишь. Просто у нас с Тоней… Как тебе объяснить… Мне кажется, что там все ради меня. Не ради детей или семьи и не для того, чтобы кредит за дом выплатить. Толь­ко для меня! Понимаешь? Разве сам я ничего не заслужи­ваю? – Помолчав, он качнул головой: – Только мне от этого плохо. И тебе плохо. И Тоне… Она очень хорошая, Тоня, и ей тоже…

– Ее чувства меня не волнуют! – рявкнула Джада. – Не разжалобишь!

Она так поспешно натянула на себя костюм, что чуть не сломала «молнию» на юбке.

– В мире белых чернокожему приходится трудно, – тоскливо сообщил Клинтон.

– Оставь, ради бога! Чернокожей еще труднее. Да и белой, похоже, нелегко. В этом мире вообще всем все не­легко, Клинтон. Иначе зачем были бы нужны церкви?

– Я молился, Джада! Мы с Тоней вдвоем молились. – Джада закатила глаза, но Клинтон и бровью не повел. – Пойми, я только хочу объяснить, как трудно…

– Хватит объяснять. Пора решать, – оборвала его Джада. – У тебя есть выбор, Клинтон: семья или любовни­ца. Ты, считай, счастливчик; не у многих есть из чего вы­бирать. Но предупреждаю – получить все сразу не выйдет. Не примешь решение ты – его приму я. Причем беспово­ротно. Ровно через неделю я вышвырну твои вещи в гараж, все объясню детям и отцу Гранту и напишу заявление в суд. Уяснил? Последний срок – среда!

Выйдя из-за дверцы, она взглянула на будильник. Уже десять часов утра. Пора. Рядом с часами стоял снимок Шавонны с грудным Кевоном на руках.

Дети… Ее дети. Ее семья. За последние годы Джада ожесточилась и сама это понимала. Что поделать, такова уж жизнь. Не о себе сейчас нужно думать, а о том, как обеспечить детям будущее. Не имеет она права сидеть сло­жа руки, дожидаясь, пока у Клинтона проснется совесть. Часики-то тикают.

Собравшись с силами, она обернулась к мужу:

– Не сочти за труд немножко подумать, Клинтон. Твой отец тебя бросил. Твой дед бросил твоего отца, когда тот был ребенком. Ты можешь сделать то же самое. Твое пра­во. Но разве мы не клялись друг другу, что такого не слу­чится? Это ведь и твои дети, Клинтон! Думаю, ты хотел бы для них лучшей судьбы. Я точно знаю, что без отца им будет плохо, но, если ты решишь по-другому, приму и это решение. Но твою связь с Тоней и сплетни соседей я при­нимать отказываюсь. Не порвешь с ней – убирайся из моего дома и из моей кровати!

– Как это – из твоего дома? – возмутился Клинтон. – А я? Это и мой дом тоже! Господь всемогущий, да я сделал эту кровать собственными руками…

– Вот и проваливай вместе с ней к Тоне! – отрезала Джада. – И не смей упоминать всуе имя господа! Повто­ряю в последний раз: либо ты остаешься со мной и наши­ми детьми, либо соединяешься со своей духовной полови­ной. У нее, кажется, тоже есть дети? Двое? Трое? Четверо? И отцов, поди, столько же? Выбирай, кого будешь воспи­тывать – чужих детей или своих. Все сразу ты не полу­чишь.

– Мне не надо все сразу! – простонал Клинтон. – Господи, если б я только знал, что мне надо…

Джада пожала плечами:

– Надеюсь, за неделю разберешься. – Она процокала на шпильках к двери, но на пороге обернулась: – Да, чуть не забыла. Соберешься прокатиться к Тоне – бензин покупай на свои!

Хлопнув дверью, она пошла попрощаться с Шерили.

Присев на корточки, Мишель подобрала диснеевского пластмассового монстра и скривилась от боли – косточки тугого корсета впились ей в ребра. Так тебе и надо! Не будешь заниматься уборкой в наряде а-ля Спайс-герл.