Джулия Кендал: Портреты

– Макс, я не позволю тебе до конца наших дней поминать Найджела каждый раз, когда тебе захочется похвастаться своими физическими достоинствами.

Он рассмеялся.

– Не позволишь? Жаль. Я бы хотел когда-нибудь взглянуть на беднягу Найджела. Я очень хорошо его себе представляю.

– Боюсь, ты будешь разочарован. Он красив и хорошо сложен.

– Да, но зато только я знаю, что ты можешь вздыхать с удовлетворением. Послушай, дорогая, мы, по-моему, не только открыли бутылку шампанского, но и выплеснули все ее содержимое. Я должен написать моему приятелю, ему будет очень интересно.

– Ты ужасный нахал, Макс Лейтон, сказала я, смеясь.

– Я знаю, – он снова привлек меня к себе и обнял, – давай немного поспим.

Мы поздно проснулись на следующее утро, и, открыв глаза, я увидела, что солнце уже высоко в небе. В доме было очень тихо. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы прийти в себя, но потом я все вспомнила. Макс лежал рядом со мной, и Дэниел сегодня вновь обретет отца.

Макс вздохнул.

– Господи, который час?

– Одиннадцатый, – ответила я, зевая и глядя на часы.

Макс мигом вскочил на ноги.

– Хватит валяться, женщина. У нас уйма дел!

Заметив у него в глазах волнение, я сказала:

– Дай только проснуться, ладно?

– Прости, дорогая. Наверное, я немного беспокоюсь.

– Что вполне объяснимо, учитывая сложившиеся обстоятельства.

Я заставила себя встать и натянуть платье.

Умывшись, мы спустились вниз.

– Мадемуазель! – Дэниел летел ко мне со скоростью пули, – мадемуазель, я ждал и ждал, а потом заснул, хотя и поклялся себе вас дождаться... Здравствуйте, месье, – смущенно произнес он, когда Макс вошел за мной на кухню.

– 3дравствуй, Гастон, – ответил он. Дэниел снова обратился ко мне:

– Я ужасно волновался, что вы не вернетесь, – и дальше он разразился целым потоком французских слов, из которых можно было понять, что его заставили пойти спать против его воли, но что он понял, что Макс совсем не опасный человек, и что я вернусь домой целая и невредимая, хотя он, конечно, считает, что я должна была его разбудить, поскольку его это все тоже касается.

– Милый, как выяснилось, именно тебя-то все и касается больше, чем других, – поглядывая на Макса, ответила я по-английски, – но, видишь ли, тебе должен все рассказать Макс, потому что его это касается не меньше.

Гастон взглянул на Макса из-под длинных ресниц:

– Правда, месье?

– Гастон, – очень отчетливо произнес Макс, называя его последний раз этим именем, – как ты посмотришь на то, чтобы прогуляться, пока Клэр завтракает? Мне бы хотелось поговорить с тобой наедине.

– Как хотите, месье, если мадемуазель не против.

– Конечно, малыш. Иди с Максом, а мы поговорим потом.

Их долго не было, и я ждала, волнуясь. Пег была настолько предупредительна, что с утра увезла близнецов, чтобы дать нам побыть одним, а Льюис работал в библиотеке. Я сидела, пила кофе и ждала, поглядывая в окно.

Через час я увидела их на лужайке. Дэниел держал Макса за руку.

Я пошла их встречать. Кажется, они заметили, как я выходила из дома, и потому ускорили шаг. Я понимала, что волноваться сейчас глупо, но ничего не могла с собой поделать. Это был решающий миг, – я должна была обрести новую семью.

Макс отпустил руку Дэниела, что-то шепнул ему, и мальчик бегом бросился ко мне.

– Мадемуазель, – повторял он, – мадемуазель...

Я опустилась на колени, протянула к нему руки и прижала к себе.

– Мадемуазель, спасибо, что вернули меня моему папе, – сказал он, а потом его плечики затряслись, он начал всхлипывать и уткнулся мне в шею. Я почувствовала, что тоже плачу, и беспомощно залепетала всякую чепуху. Спустя несколько минут к нам подошел Макс, и у него тоже были влажные глаза. Я поцеловала Дэниела и заставила себя встать.

– Ну вот, малыш, – сказала я, глядя на него с улыбкой, – как ты себя чувствуешь теперь, когда знаешь правду?

– Меня зовут Дэниелом, мадемуазель, – ответил он, беря Макса за руку и заглядывая ему в глаза. – Я Дэниел Лейтон. Хорошее имя, да?

– Даже очень, – подтвердила я.

Я так и не узнала, что произошло между Дэниелом и Максом за этот час, и никогда не спрашивала. Но потом мы еще немного поговорили втроем и обсудили кое-какие подробности. Дэниел несколько раз сказал что-то резкое о Софии, заметив, что, может быть, было бы лучше, если бы его матерью оказалась все-таки Жозефина.

– И прекрасно, что она уезжает, и я ее не увижу, потому что я могу ей нагрубить и сказать, что я ее ненавижу.