Алена Левински - Изменяю по средам

Представление закончилось, аниматоры кланялись, взявшись за руки. Лев предложил помощь – отнести Гришку в номер. Так как мне предстояло волочь еще и жирафа, то я согласилась.

Лев положил Гришку на кровать, я аккуратно сняла малышу сандалии и укрыла его большим пляжным полотенцем. Жираф стоял на тумбочке и многозначительно щурился.

– Прогуляемся? – спросил Лев. – Или ты устала?

Спать не хотелось. За стеклянной балконной дверью дышала негой теплая южная ночь, и полная луна, похожая на круг свежего дырчатого «Эдама», навевала мысли о еде.

– Кажется, кафе еще работает? – предположила я.

– До двенадцати должно работать, – подтвердил Лев.

– Тогда я, пожалуй, чего-нибудь бы съела.

Почти все столики у бассейна были заняты немецкими пенсионерами. Облачившись в белые футболки и кремовые шорты, они собирались за столиками человек по восемь, курили, пили полупрозрачное местное пиво и громко разговаривали.

– Интересно, о чем они говорят? – сказала я, поглаживая бокал с холодным белым. – Например, вон та дама в кепке. Почему она так ржет?

– Она рассказывает, как ее любимая такса укусила за задницу второго мужа ее дочери, – усмехнулся Лев, луща фисташку.

– А ты откуда знаешь?

– Я говорю по-немецки, – ответил он, предлагая мне горсть орешков.

– А это правда, что ты профессор? – спросила я, выбирая у него на ладони орешки побольше.

– Правда, – улыбнулся он. – Это тебе мама рассказала?

– Да, Лина Моисеевна тебя очень любит.

– Я ее тоже очень люблю. А вот отец не вынес груза такой большой любви – сбежал.

– Твои родители развелись?

– Да, когда мне было двадцать пять лет. Отец сказал, что они берегли мою психику и не хотели оформлять развод раньше, хотя и могли. А я с десяти лет знал, что у отца есть любовница. Мы с ней дружили, она жила этажом ниже. Красивая женщина, даже сейчас. Отец перенес вещи на этаж ниже и стал счастливым.

– А у тебя есть любовница? – вдруг спросила я.

– Ну, не любовница, а … как бы это сказать… подруга. Я не женат.

– Она красивая?

– Да, она высокая. – Лев посмотрел мне прямо в глаза, спокойно и ровно, без улыбки и какой бы то ни было неловкости. – Она немка. Работает в московском посольстве.

– Ах, вот почему ты знаешь немецкий, – разочарованно сказала я.

– Немецкий я знаю потому, что закончил языковую школу. Мама считала, что хороший еврейский мальчик должен играть на скрипке, говорить на иностранных языках и хорошо кушать. Я играю на скрипке, фортепиано и гитаре, говорю на трех языках и я толстый. Таков результат маминых стараний.

– Ну, положим, ты не толстый.

– Толстый, толстый, я знаю… – махнул рукой Лев. – Тебе принести еще вина или пива?

– Лучше орешков. Или даже пиццы, если там еще что-то осталось.

Вдалеке качался на тихих волнах кораблик со спущенным парусом. Пляжный охранник скрылся в сторожевой будке и выключил там свет. Песок был прохладный и ласкал теплую кожу. Из соседнего отеля, позиционировавшего себя как молодежный, доносились призывные мелодии «Турецкой ночи».

Мы со Львом лежали на песке и молча смотрели на небо. Мягкий свет луны окутывал мои мысли легким саваном истомы. Позабытое ощущение, что может случиться нечто странное, неожиданное, не вписывающееся в планы, защекотало душу, заволновало и приятным теплом растеклось по телу.

Было что-то загадочное в красоте юной ночи, в прохладном песке, и даже в самом Льве, который был так непохож на меня, на моих друзей и на моего мужа Антона. Было что-то романтическое в том, что он – профессор, что понимает немецкую речь, что совсем скоро будет читать лекции в далеком Бостоне и что знает историю кровожадного турецкого паши как свою собственную жизнь. Не обладая откровенной сексуальной привлекательностью, Лев подкупал добротой и умом, спокойствием и внутренней надежностью. «Интересно, – пришло мне в голову, – какой он любовник?»

Лев приподнялся на локте, посмотрел мне в глаза сквозь сумрак ночи и медленно и нежно провел рукой по моей щеке…

В голове было пусто и приятно.

Я и ни о чем не думала. Совсем. Не было сожалений, не было обид, не было страха и разочарования. Я давно уже знаю, что лучше всего заниматься любовью с умным человеком. Не с красивым, не с сексуальным, и не важно, с юным или не очень, главное – с умным. Единственное, чем может испортить умный интеллигентный человек любовное приключение, так это вопросом: «Можно, я тебя поцелую?»

Вспомнился Антон. Однако не появилось стыда или угрызений совести, а мысль о похождениях мужа по-прежнему была неприятной. Забавно устроен человек: собственная измена не кажется таким же нехорошим поступком, как измена партнера.