Алена Левински - Изменяю по средам

– И ты тоже – яя, – повернулся ко мне Ганс, сверкая хмельными глазками. – Я помню, – продолжал он, – Германия, колокольчик. Ты его любишь?

– Кого? – опешила я.

– Я все понял, ты воровал колокольчик… – заговорщески зашептал Ганс, потирая влажные ручки. – А я платил, платил…

– Я могу вернуть, – быстро сказала я, в ужасе вспоминая дикую сцену в сувенирном магазине.

Черт меня тогда дернул вцепиться в эту сову. Сейчас валяется дома, никому не нужная.

Где-то рядом бибикнула машина. Мы повернулись. В темноте загорелись фары, и я увидела наш старенький жигуль. Антон ждал меня на узкой дорожке перед калиткой в парк. И, кажется, все слышал.

Когда я прохожу таможню, меня посещает странное чувство. Возникает иллюзия, что с моих костлявых плеч сбрасывается пара-тройка лет или даже целых пять, и становится легче дышать и передвигаться в пространстве. Не кардинально, но чуть-чуть – и то уже хлеб.

А главное, вдруг начинает казаться, что впереди не все ясно. Не столь очевидны повороты судьбы, ее ординарность и изматывающая круговерть. И стоя у карты-схемы своей жизни, где разноцветными стрелками холодных тонов расписаны все ходы, вдруг теряешь четкость изображения, и уже ни в чем не уверен, ничего не можешь предугадать и внутренне готовишься к сюрпризам судьбы. Хорошо это или плохо – неизвестно, как и неизвестно, можно ли применить к судьбоносным переменам категории оценки «хорошо» и «плохо».

Антон был тих и печален. Привез нас в Шереметьево, долго обнимал Гришку, как будто прощаясь на год. На меня почти не смотрел, бросил пару осторожных взглядов исподлобья. Потом снял наши чемоданы с тележки, поставил на черную ползучую ленту и вздохнул:

– Хорошо вам отдохнуть. Звоните.

– Ладно, – тихо сказала я. – Ты тоже звони. Мобильный всегда со мной.

– Только не потащи его в воду, – не удержался муж, и его лицо стало привычным и родным.

– Ясен пень – не потащу, – огрызнулась я. – Пойдем, Гриша, а то самолет улетит в Турцию без нас.

Гришка был страшно возбужден. Ему нравилось все – от гидроперитной таможенницы до отвратительного дорогущего лимонада в ресторации у терминала. Малыш болтал без умолку, приставал к людям с вопросами: «А вы тоже едете в Турцию? Нет? А почему?»

Когда самолет начал взлетать и заложило уши, он развеселился еще больше и стал тыкать пальцем в иллюминатор:

– Мама, смотри, земля упала!

Гришка был счастлив, я – пребывала в задумчивости.

Трудовые редакционные будни все еще не хотели отпускать, в голове крутились как назойливые мухи варианты заголовка к материалу об измене. Пока я буду загорать, с моими рубриками станут мучиться Надька и Лидочка. Блок по психологии достался Лидочке, и мне ужасно интересно, что она теперь посоветует жене неверного мужа.

Перед посадкой в аэропорту Антальи Гришка уснул. Дети вообще имеют обыкновение засыпать в самый неподходящий момент, например, когда у тебя два разбухших тяжелых чемодана и полная дезориентация в пространстве.

Так, со спящим Гришкой на одном плече, с тяжелой сумкой – на другом и волоча за хвост высокий чемодан, который подпрыгивал на каждом «шве» на полу, я и ступила на турецкую землю.

Полтора часа Гришка спал в трансферном автобусе, время от времени безуспешно пытаясь вытянуть ножки и вспотев, как мышонок. А потом мы попали в рай. Кстати, я поняла, что это такое. Рай – это когда тепло, но не душно. Когда из окна отчетливо видно море, в котором по ночам блестит белая круглая луна, и слышен мягкий ненавязчивый шум волн. Когда кормят четыре раза в день и наливают без ограничения пахучий напиток а-ля «Зуко» и легкое белое вино. Когда не надо думать о том, что приготовить и не надо мыть посуду, а в меню всегда баклажаны и цветная капуста в кляре. И самое главное – ничего не нужно делать. Совсем! Поесть, на море, поесть, поспать, на море, поесть, поспать… Лениво посмотреть капустник аниматоров и запить его белым. Или скукситься, что не хватило пирожного с вишенкой по центру.

Основной контингент отеля – пожилые немецкие пары и восточноевропейские семьи с большим количеством детей, говорящие на не поддающихся идентификации языках. Примерно часов с пяти утра немки загорают в одних трусах вокруг бассейна. Он прекрасно виден с балкона нашего номера, и мое утро начинается с вида на скопление морщинистых немецких грудей. Немецкие мужчины все больше худы и жилисты, носят очки и смеются, отпустив нижнюю челюсть. Восточноевропейские мамаши на удивление нетерпеливы, лупят детей по попам и галдят.