Лариса Кондрашова - Приманка для двоих

— Фу, серая мышка!

Ну и пусть. Духи у нее французские, братик подарил. Запах Маргарите нравился. Теперь можно поставить точку. Как пели в оперетте, здесь у нас конец куплета.

Она сгоряча выскочила из дома рано, на часах только пять вечера натикало. А ехать-то всего ничего.

Маргарита взяла в киоске у дома свежую «Комсомолку», пропустила три трамвая, с небрежным видом просматривая газету.

Она вышла за две остановки до места встречи и медленно пошла пешком. Положительно, сегодня время работало против нее.

И до свидания оставалось еще уйма времени.

В общем, Маргарита перестала с ним бороться, а просто села на лавочку невдалеке от места встречи так, чтобы было видно всех, кто появляется возле драмтеатра, и стала читать газету, время от времени посматривая на часы, стрелки которых сегодня ползли со скоростью черепахи.

В это самое время тот, чье объявление прочитала накануне Маргарита, тоже не был так спокоен, как бы ему хотелось.

Он тоже в который раз спрашивал себя и не мог ответить, почему вдруг дал это объявление. Наверное, оттого, что в последнее время стал особенно чувствовать свое одиночество.

По обычным житейским меркам он не был абсолютно одинок. У него имелись мать, сестра — пусть и жила в Новосибирске, далеко от дома. У него был хороший друг, он же компаньон, у него были знакомые женщины, которые не отказали бы ему в ласке. И все же он был один.

Ему не с кем лежать рядом в одной постели, делиться своими мыслями и планами, не с кем отправляться в поездки, ходить на премьеры и презентации. У него не было любимой женщины.

Конечно, смешно надеяться, что ту, единственную, он найдет таким вот дурацким способом, но другие он уже перепробовал, и когда звонил в газету, совсем по-детски думал: «А чем черт не шутит!» В том смысле, что дуракам везет.

Мама прежде все пеняла ему:

— Ты дожил до возраста Иисуса Христа. Я не хочу сказать, что в тридцать три года ты должен быть святым, но жениться тебе давно пора. У всех моих подруг растут внуки.

— Мама, скажи спасибо, — отшучивался Максим, — ты должна быть мне благодарна. Твои подруги — и ровесницы — давно бабушки, а ты у меня молодая женщина! И потом, неужели тебе хочется остаться одной, когда я женюсь и стану жить с женой на квартире?

— Не хочется, — соглашалась мама, — но я не могу думать только о себе, имея взрослого сына! У меня был муж, я прожила с ним долго и счастливо. Мы родили Юлю, тебя. Будь жив папа, что он сказал бы? Неужели его род прервется на тебе?

— По-моему, ты забыла Анюту! — напомнил ей Максим. Это был самый сильный аргумент. Услышав его, мама от смятения даже на некоторое время замолчала, как если бы перед ней встали те два страшных года, когда молодая жена Максима жила в их доме, а потом слабо возразила:

— Но неужели хорошие девушки в один момент все перевелись? Твои одноклассники и однокурсники почти все женаты, у них давно есть дети. Думаю, таких, как Анна, на свете не так уж много. Тебе просто не повезло. Это бывает…

— Безусловно, хорошие девушки есть, — соглашался Максим, — но мне пока не попадаются. Наверное, у тебя сын невезучий.

Он нарочно, так сказать, подпускал слезу, потому что и вправду за это время успел навидаться всяких девушек и женщин. С детьми и без. Исключительно положительных и не очень. Красавиц и просто хорошеньких. И ни одна не пробудила в его душе чувства озарения, которого он ждал: вот она!

Да что там озарения! Он уже и не верил в какой-то особый взрыв, вулкан страстей, он всего лишь ждал женщину, которую захотел бы видеть подле себя всю жизнь. Ту, которую хотел бы назвать женой.

Может, после кратковременной женитьбы на Анне Максим просто боялся заводить серьезные романы? А потому всяческие отношения с намеком на серьезные невольно старался побыстрее свернуть. Его закадычный дружок Димка шутил о нем, что пуганая ворона куста боится.

— Ни фига себе куст! — сердился Максим. — Предлагаешь заводить семью только потому, что она есть у других?

— Тогда женись по расчету. Говорят, такие браки самые крепкие. А сколько браков по любви терпят крах уже в первый год совместной жизни? Посмотри хотя бы на меня. Помнишь, как я по Милке убивался? И что теперь? Теперь я завидую тебе, холостяку, а то, что уговариваю последовать примеру других… не обращай внимания. Могу лишь процитировать Аркадия Райкина: «Есть люди, которые чувствуют себя плохо, когда другому хорошо».

Но все увещевания друзей и родных не стоили ничего по сравнению с воспоминанием, как их всех троих — тогда еще был жив отец, — лихорадило при одной мысли о том, что скоро придет с работы Анюта и тут начнется! Трое взрослых самостоятельных людей боялись пигалицы, которая едва доставала Максиму до плеча!