Маргарет Пембертон - Грехи людские

Адам посмотрел на друга: богатый, удачливый в делах, влиятельный – и сейчас такой уязвимый, совсем как его дочь. От былого гнева Адама не осталось и следа. В жизни бывают куда более серьезные грехи, чем понятное желание отца не расставаться с дочерью.

– Что ж, ладно, Джерри, – сказал он и улыбнулся. – Желаю без помех добраться до континента! Пришли мне открытку из Парижа.

Наверху, в своей комнате, Элизабет услышала, как хлопнула входная дверь. Она несколько раз провела щеткой по волосам. Девочка испытывала некоторое недоумение и разочарование. Было бы замечательно, если бы дядя Адам остался и отправился с ними в «Савой». Но тут же она испытала чувство вины. Разумеется, еще лучше остаться наедине с отцом. После того как мама умерла, они и нескольких минут не смогли пробыть вдвоем. Отец должен был заботиться о похоронах, принимать соболезнования от друзей, а оставаясь один, бывал несколько не в себе. Она положила щетку с ручкой, отделанной слоновой костью, на стеклянный поднос, стоявший на столике, взяла пальто и шляпку. Черный бархат. Элизабет был неприятен этот траурный наряд, но отец велел надеть черное.

Она вздохнула, сунула руки в рукава пальто, напялила шотландский берет на свои великолепные волосы и подумала, что, став взрослой, никогда не станет носить черного. Никогда! Черный цвет отныне будет напоминать ей о смерти матери. О том, как она стояла на холодном кладбищенском ветру и знала, что теперь уже никогда не увидит мамы. Никогда та не стиснет дочь в объятиях, не расцелует. Слезы подступили к глазам, и Элизабет пришлось сделать усилие, чтобы сдержать их. Она не должна плакать. Отец тоже остался один, и ей нужно быть мужественной, чтобы успокоить и его. Ведь она нуждалась в нем, нуждалась в его спокойствии. С нынешнего дня они остались вдвоем. Он наверняка не станет больше проводить так много времени во Франции и Швейцарии. Он будет дома всякий раз, когда ей захочется, чтобы отец был рядом. Он будет посещать ее концерты, может, даже отправится с ней вместе в Альберт-холл, и там...

Раздался деликатный стук в дверь. Миссис Макбрайд, их домоправительница, вошла в комнату.

– Как ты себя чувствуешь, деточка? Отец попросил меня сказать, что он готов и ждет тебя.

– Да. Спасибо, миссис Мак.

Миссис Макбрайд посмотрела на Элизабет взглядом, исполненным жалости и сочувствия. Небольшое острое личико девочки было бледным от внутреннего напряжения. Если она и оплакивала смерть матери – а судя по темным кругам под глазами, она рыдала долго и истово, – то ее слезы оставались скрытыми от людских глаз. Несмотря на хрупкую внешность, у девочки был удивительно сильный характер. Эту твердость и решительность она унаследовала от отца. Миссис Макбрайд подумала о том, как странно нежная красота блондинки Серены Хагендон соединилась с упорной волей Джерома Кингсли, и внутренне содрогнулась. Когда Элизабет повзрослеет, такого рода сочетание может дать убийственную комбинацию.

– Когда вернешься, я велю приготовить тебе горячий шоколад, – сказала она, радуясь тому, что человеку не дано заглянуть в будущее.

– Спасибо вам, миссис Мак.

Миссис Макбрайд осуждающе покачала головой, наблюдая, как Элизабет застегивает пальто. Вот уж поистине нашел куда повести девочку: в «Савой»! Иногда она спрашивала себя, все ли в порядке у хозяина с головой. Ребенку всего только десять лет. Ей не «Савой» сейчас нужен, тем более не в день похорон матери. Девочке нужно бы дать тосты с омлетом, теплого молока да пораньше уложить в постель.

Отец поджидал ее на крыльце. Элизабет с ужасом увидела, как сильно он сдал буквально за последние дни. Морщины от носа ко рту стали глубже, на висках появилась седина, которую она раньше не замечала. Она взяла отца за руку и сжала его ладонь. Она очень любит его и вовсе не намерена терять, как потеряла мать. Она будет заботиться об отце, делать все, чтобы не доставлять ему беспокойства, следить, чтобы не пил слишком много и не курил. Она сделает все возможное, чтобы отец жил долго-долго.

– А я рада, что мы с тобой идем в «Савой», – сказала она, уверенная, что миссис Макбрайд мысленно не одобрила решение ее отца. – Я давно хотела посмотреть на Темзу ночью. Они прошли к «даймлеру».

– Я как раз заказал столик у окна, – сказал отец, чувствуя к ней благодарность за понимание, – сможешь глядеть на реку сколько душе угодно.

Он крепко держал ее ладонь в своей руке. Шофер осторожно вел автомобиль по заснеженным и порядком обледеневшим улицам. Трафальгарская площадь была на удивление безлюдной и потому необычной: холод и ледяной ветер разогнали даже наиболее стойких бродяг.