Моника Айронс: О, Коломбина!

Он ничего не смог ответить.

Луиза вся дрожала от боли, но все же продолжала говорить:

— Я превратилась в ту, кого ты не можешь любить. Наверное, не стоит винить тебя в этом.

Ты любил иллюзию. А я настоящая не очень-то привлекательна. Я жесткая и циничная…

Он рассердился.

— Не говори так о себе!

— Почему? Разве ты не говорил мне то же самое? Я только что поняла, что не могу сделать тебя счастливой. — Ее резкий смех болью отозвался в его ушах. — Мне надо было ненавидеть Жюля вовсе не за то, что он бросил меня. Он сделал меня своим подобием. Знаешь поговорку: не доверяй обманутой женщине. Я не могу никому верить, и потому нельзя доверять мне.

— Луиза! — Странно, но когда она начала нападать на себя, он почувствовал необходимость защищать ее.

Но она не стала его слушать и продолжала, следуя своему желанию облечь мысли в слова.

— Мы ничего не можем изменить, да и зачем пытаться? — пылко спросила она. — Ты никогда не почувствуешь, что знаешь меня, что можешь доверять мне, и как мы можем любить друг друга в таком случае?

— Скажи мне сама, — попросил он. — У Коломбины есть ответы на все вопросы.

— Она не знает ответа на эту загадку. Не думаю, что он вообще существует. Может быть, правильно, что мы расстаемся. Извини, если я ранила тебя, Алехандро, но я думаю, что ты страдаешь из-за раненой гордости.

— Ты действительно думаешь, что дело в ней? — спросил он, и его голос снова стал раздраженным.

— Да. Несмотря на все улыбки, ты не умеешь легко прощать, веришь, что маски — это только твоя прерогатива. И когда кто-нибудь еще пользуется ими, твой мир рушится. Гордость… Ну что же, у меня тоже есть гордость. Все кончено. Завтрашний вечер принадлежит Рафаэлю и Амели, поэтому нам лучше попрощаться прямо сейчас.

— Сейчас? А может, у меня тоже есть, что сказать?

— Ты уже все сказал. Ты что-то выиграл и что-то проиграл. Я проиграла, но будут и другие игры.

Она увидела, как блеснули его глаза.

— Будешь искать следующую жертву, Луиза?

Она собиралась сказать, что после него не будет никого, но сдержалась. Это было бы проявлением слабости.

— Может быть, — вызывающе ответила она. Когда я покину Регонду, тебе уже не будет важно, что я делаю и где. Но прежде, чем я уйду, хочу сделать еще одну вещь.

Она быстрым движением наклонила его голову, застав Алехандро врасплох, и в полной мере воспользовалась его замешательством, обняв и крепко прижавшись к нему. Через секунду он тоже обнял девушку, но это все еще был ее поцелуй. Луиза все сильнее прижимала свои губы к его губам, дразня его прикосновениями языка, напоминая ему о том, от чего он отказался.

— Луиза…

— Все кончено, — прошептала она прямо в его губы. — У нас могло получиться что-то замечательное, но мы упустили шанс. Сейчас я вижу все совершенно отчетливо и понимаю, что не подхожу тебе.

— Разве женщина целует так мужчину, когда все уже кончено? — хрипло спросил он.

— Да, если она хочет, чтобы он запомнил ее.

А я хочу, чтобы ты меня запомнил.

Она немного отодвинулась от него. В темноте Алехандро не мог разглядеть ее лица, но он чувствовал теплое дыхание.

— Помни меня, Алехандро, когда я уйду. Коломбина ведь всегда уходит…

— Если только Арлекин не заставляет ее остаться.

Она мягко засмеялась, и в его крови зажегся огонь.

— Арлекину никогда не удавалось заставить ее что-нибудь сделать. Он недостаточно умен для этого.

— Ты права. — Он пытался увидеть ее лицо, найти там что-то, а что, он и сам не знал. — Что бы он ни думал, бедный дурачок всегда танцует под ее дудку, — сказал он. — Но кто же ты? Кто ты?

— В этом-то все и дело, ведь так, мой дорогой? — спросила она севшим голосом, тщетно борясь со слезами. — Ты никогда не будешь знать это точно, и это всегда будет стоять между нами.

Хорошо, что мы вовремя выяснили это.

Луиза снова поцеловала его, на этот раз с нежностью, и это был действительно прощальный поцелуй. Она выскользнула из его объятий и быстро зашагала прочь. Он слышал ее шаги по каменной мостовой, а когда она дошла до конца улицы и вышла к маленькому, освещенному фонарями каналу, он разглядел ее тоненькую фигурку, которая вскоре пропала из виду. Он подождал, уверенный, что она вернется. Но этого не произошло, и он побежал к каналу. За мостом путь делился на три улицы, и она могла пойти по любой из них.

Алехандро прошел до конца моста и встал, напрягая слух, надеясь, что звук ее шагов подскажет ему направление. Но она исчезла в ночи, и тишину нарушал лишь тихий плеск волн о камни. Он прикоснулся к лицу. Оно было мокрым, но понять, были ли это ее слезы или его собственные, он не смог.