Бетани Кэмпбелл - Девочка, ты чья?

Кодор, штат Оклахома

1968 год

Даже мертвая, она была самой красивой девушкой, какую когда-либо видел Холлиз.

Яркий луч фонарика в руках доктора освещал ее тело, как прожектор. Один глаз цвета небесной синевы был открыт, но немигающий и ничего не видящий взор был устремлен в непроницаемую тьму.

Склонившись над трупом, доктор закрыл синий глаз и снова выпрямился, продолжая разглядывать девушку.

Длинные ресницы отбрасывали на щеки глубокие тени, открытые пухлые губы обнажали край ровных белоснежных зубов.

Голова девушки была чуть склонена набок, словно в недоумении.

Ногой, обутой в грубый ботинок на толстой подошве, доктор придал голове обычное, перпендикулярное плечам, положение. На щеке девушки остался отчетливый след резиновой подошвы.

Холлизу стало не по себе.

– Вот досада, – пробормотал доктор. – Столько усилий – и все напрасно… Парни, вы принесли то, что я просил?

Холлиз молча кивнул.

– Да, сэр, – поспешно отозвался Лютер.

Их разбудили среди ночи, сунули им в руки две старые лошадиные попоны, сшитые вместе суровыми нитками, велели идти к дверям больничного погреба и привести с собой старую, почти слепую кобылу. Еще им было велено держать язык за зубами. Кроме того, их предупредили, что у дверей погреба будет ждать доктор.

Уже тогда Холлиз с ужасом почувствовал: произошло нечто страшное, непоправимое. Это было похоже на ночной кошмар, из цепких объятий которого Холлиз уже не мог вырваться.

Дойдя до больницы, они привязали кобылу в небольшой кедровой роще и направились к погребу. Доктор открыл дверь и впустил Лютера и Холлиза. Темный погреб освещался лишь горевшим в руках доктора фонариком.

– Мне нужно кое от чего избавиться, – сказал он, – и вы, парни, поможете мне.

Холлиз понимал, что кто-то умер, однако не ожидал увидеть труп столь красивой девушки, да к тому же совсем юной. На вид ей было не более шестнадцати лет.

Она лежала на спине, ее густые светлые волосы были спутаны и грязны, словно перед смертью их обильно покрывал пот. Заляпанный кровью край короткой белой сорочки был задран так высоко, что обнажал треугольник светлых вьющихся волос между ног. Смутившись, Холлиз перевел взгляд на лицо девушки и заметил, что кожа у нее белая и безупречно гладкая, как у фотомодели на глянцевой обложке модного журнала.

– Вы должны увезти это в лес и сжечь в старой угольной яме, – сказал доктор.

Холлиз снова кивнул, с невыразимым ужасом подумав о том, как это прекрасное тело будет предано огню.

– Да, сэр, – согласился Лютер.

– Проследите, чтобы сгорело все, до последней косточки, – твердо предупредил доктор. – От нее ничего не должно остаться!

– Да, сэр, – откликнулся Лютер.

Холлиз сознавал: им предстоит совершить не только преступление, но и страшный грех. С внутренней дрожью он размышлял о том, что дух этой девушки когда-нибудь непременно вернется и будет преследовать и терзать его душу.

Завернув труп в попоны, они вытащили его наружу и перекинули через седло. Каждый прихватил с собой по десятилитровой канистре бензина.

Дорога до пещеры, которой раньше пользовались как угольной ямой, составляла десять миль и проходила через сосновый лес. Холлизу нестерпимо хотелось плакать. Он думал о Боге, демонах, аде, проклятии, духах и призраках… Ночь выдалась безлунная, на небе тускло мерцали звезды. Холлиз почти ничего не видел и шел вперед наугад.

Лютер был на десять лет старше Холлиза и знал эту дорогу как свои пять пальцев. Знала ее и полуслепая кобыла, ступавшая в отличие от Холлиза вполне уверенно.

Они долго двигались молча, потом Лютер спросил:

– Слушай, ты когда-нибудь трахал покойниц?

Холлиз вздрогнул от ужаса. “Нет! Только не это! Господи, не дай ему сделать этого!” – вихрем пронеслось у него в голове.

– Нет, – с трудом выдавил он, и это было первое слово, сказанное им с тех пор, как его и Лютера бесцеремонно подняли с постелей.

– Слишком уж неподвижны эти мертвяки, – тоном знатока произнес Лютер. – Никакого удовольствия!

“Господи, помоги и спаси! Помоги и спаси!” – мысленно повторял его спутник.

Сумрачный лес, окружавший Холлиза, представлялся ему вратами ада, готовыми распахнуться и поглотить его живьем.