Ларри Макмертри - Ласковые имена

Через несколько минут, когда Сесил на своем «плимуте» отправился восвояси, а они с Флэпом пошли по дороге к дому, Эмма затронула тему, которая в достаточной степени задевала ее.

– Прошло уже два года, – сказала она, – а он ни разу по-настоящему не обратил на меня внимания.

– Дело не в тебе, – сказал Флэп, – Отец вообще не жалует вниманием кого-либо.

– Ну тебя-то он им одаривает, – возразила она. – Заметным. Я же возникаю в поле его зрения лишь тогда, когда он обнаруживает, что я не приготовила для тебя нужные вещи, вроде чистой рубашки. Ты сам мне это говорил.

– Не придирайся, – сказал Флэп. – Я устал.

Это было видно по нему. У него был длинный нос, а когда он приходил в уныние, что случалось с ним часто, его рот обмякал. Удивительно, но факт, что при первом знакомстве с ним Эмму привлекло в нем именно то, что он часто и открыто приходит в уныние. Это, да еще его длинный подбородок. Его уныние казалось трогательным и поэтичным, и через два дня Эмма уверила себя в том, что он как раз тот, кто ей нужен. По прошествии двух лет эти уверения оказались в известной степени оправданными. Но она не могла отрицать, что Флэп обманул ее ожидания. Она была той женщиной, в которой он нуждался, тем не менее девять дней из десяти он пребывал в угнетенном состоянии. Время показывало, что это состояние сохраняется, и она стала задавать себе вопрос, почему? Она стала задавать его и Флэпу. Недаром она была дочерью Авроры Гринуэй.

– Отчего бы тебе быть усталым? Ты только помог отцу посмотреть лодку. А я разобралась с одеждой и выдержала бой с матерью, а усталости не чувствую.

Флэп придержал дверь перед нею.

– А зачем она приезжала? – полюбопытствовал он.

– Странный вопрос, – возразила Эмма. – А почему ты спрашиваешь?

– Не знаю. Ты не была любезной с моим отцом. Я хочу пива.

Он отправился в спальню, а Эмма постаралась успокоиться и достала банку пива. Его обидчивость, когда дело касалось его отца, расстраивала ее – значит, эти двое всегда очень близки друг с другом, а она вторгается в их взаимоотношения. А Флэп не научился обращаться с кем-либо великодушно, и этим все сказано. Бывали моменты, когда ему было хорошо с ней, но она допускала, что именно в это самое время ему было бы хорошо с отцом, но еще ни разу не случалось, чтобы они, оказавшись втроем, чувствовали себя уютно.

Но в наихудшем варианте Сесил не мог бы вызвать у нее десятой доли стесненности, которую ее мать вызывала у Флэпа, не прилагая ни малейшего труда.

Когда Эмма принесла пиво, он вытянулся на постели, читая Вордсворта.

– Что мне сделать, чтобы ты оставил свое чтение и поговорил со мной? – спросила она.

– Я просто читаю Вордсворта, – ответил он. – Я ненавижу Вордсворта. Что угодно может заставить меня отложить его книгу. Ты должна это знать. Вероятно, достаточно будет запаха стряпни.

– Ты тяжелый человек – заметила она.

– Нет, я просто эгоист, – возразил Флэп. Он закрыл Вордсворта и посмотрел на нее дружелюбно. Взгляд его карих глаз одновременно выражал безнадежность и расположенность. Это был его лучший взгляд, перед которым Эмма никогда не могла устоять, малейшее его проявление покоряло ее. Она присела на постель и взяла его за руку.

– Ты ей сказала, что беременна? – спросил Флэп.

– Сказала. С ней приключилось нечто. – Она подробно это описала.

– Что за нелепая женщина, – сказал Флэп. Он внезапно сел. От него пахло пивом и морской водой. Затем он потянулся к Эмме. Его порывы всегда бывали так внезапны. Уже через пять секунд Эмма была бездыханна, чего он, кажется, и добивался.

– Что с тобой? – прошептала она, стараясь хотя бы частично раздеться. – Ты, кажется, никогда не хочешь дать мне времени подумать об этом. Я бы не вышла за тебя замуж, если бы не была расположена об этом думать.

– Один из нас мог бы утратить интерес, – пояснил Флэп.

Только это он делал быстро, любое другое действие занимало у него долгие часы. Иногда Эмма спрашивала себя, нельзя ли как-то переменить в обратную сторону этот порядок, чтобы сексом он занимался неторопливо, а всем прочим – быстро, но когда доходило до дела, она всегда терпела неудачу. По крайней мере после этого, когда он сел на постели, снимая ботинки, он выглядел по-настоящему счастливым. Пыл страсти, казалось, сохранялся дольше на его лице, чем где-нибудь в другом месте, но Эмму это вполне устраивало.

– Видишь ли, когда мы действуем по-моему, ни один из нас не теряет интереса, – бросил он через плечо по пути в ванную.