Ларри Макмертри - Ласковые имена

– Может быть, ты в себе обманываешься, – предположила Эмма. Одежда действовала ей на нервы. Все рубашки Флэпа были изношенными.

– Вовсе нет, – возразила Аврора. – Я не позволяю себе обманываться. Я никогда не пыталась разубедить себя в том, что ты вышла замуж неудачно.

– Ах, перестань, – перебила ее Эмма. – С замужеством все в порядке. И вообще еще несколько минут назад ты говорила, что удачный брак всегда зависит от женщины. Это твои собственные слова. Может быть, я и сделаю его удачным.

У Авроры было непроницаемое лицо.

– Ну вот, теперь ты сбила меня с мысли, – сказала она.

– А у тебя была мысль? – фыркнула Эмма. Аврора снова взяла конфету. Она смотрела отчужденно. Делать серьезный вид ей бывало нелегко, но отчужденность была у нее в характере. В жизни она часто была ей нужна. При общении с людьми, если возникала ситуация, когда ее чувства были глубоко задеты, она знала, что ей необходимо поднять брови и обдать холодом. Ведь окружающие редко в состоянии оценить должным образом. Иногда ей начинало казаться, что знакомые вспоминали ее лишь потому, что она обдавала их этим холодом.

– Люди часто делали комплименты моей способности точно выражать свои мысли, – сказала она.

– Ты не дала мне сообщить мои хорошие новости, – сказала Эмма.

– Ах да, ты собралась выдерживать диету, я так надеюсь на это, – сказала Аврора. – Это действительно хорошая новость.

– Черт побери. Я ходила к доктору Речфорду не для того, чтобы говорить о диете. Я не хочу сидеть на диете. Я пошла, чтобы выяснить не беременна ли я и похоже, что действительно беременна. Именно это я и пытаюсь тебе сообщить уже целый час.

– Что? – недоверчиво посмотрела на дочь Аврора. Ее дочь улыбалась, это она сказала слово «беременна». Аврора, которая только что сделала глоток чая со льдом, едва не поперхнулась.

– Эмма! – закричала она. Жизнь снова нанесла ей удар – как раз в тот момент, когда она чувствовала себя почти спокойно. Она вскочила, словно ее укололи булавкой, но медленно села, разбив блюдце, причем стакан, в котором уже почти не осталось чая, закрутился на голом полу, как детский волчок.

– Не может быть! – воскликнула она.

– Думаю, что это так, – сказала Эмма. – Что это с тобой?

– Господи, – простонала Аврора, сжав свой живот обеими руками.

– Что с тобой, мама? – повторила Эмма, потому что мать выглядела просто сраженной.

– На меня вылился чай, когда я садилась, – пробормотала Аврора. – Не знаю.

Кровь прилила к ее голове, и она сразу стала задыхаться.

– Разумеется, это прекрасно, моя милая, – выдавила она в ужасе. Это был шок, что-то пошло не так, и она пришла в замешательство. Она всегда боролась с этим состоянием, когда была близка к нему, но сейчас оно наступило.

– Господи, – вновь воскликнула она, рывком вернув себя в сидячее положение. Волосы, которые ей кое-как удалось собрать в пучок, распустились, и она раскрыла ворот платья для доступа воздуха.

– Мама, прекрати, я всего лишь беременна, – взвизгнула Эмма, разозлившись, что она сама потворствовала своей матери впасть в отчаяние, после того как расщедрилась на конфеты «сассафрас».

– Всего лишь беременна! – закричала Аврора. Ее замешательство внезапно сменилось яростью. – Ты… твоя беспечность…

Ей не хватало слов, и к величайшей досаде Эммы она принялась ударять себя по лбу тыльной стороной руки. Аврора формировалась в эпоху широкой популярности любительских спектаклей, и в ее арсенале не было недостатка в трагических жестах. Она продолжала энергично ударять себя в лоб, как она это обычно делала, когда ее выводили из душевного равновесия, и при каждом ударе морщилась от боли.

– Прекрати! – закричала Эмма, поднимаясь на ноги. – Перестань колотить по своему чертову лбу, мама! Ты знаешь, что я это ненавижу!

– А я ненавижу тебя! – завопила Аврора, окончательно потеряв рассудок. – Ты невнимательная дочь! Ты никогда не была внимательной! И никогда не будешь!

– А что я такое сделала? – разрыдалась Эмма, переходя на крик. – Почему мне не быть беременной? Я же замужем.

Аврора не без труда встала и повернулась к дочери, намереваясь проявить к ней презрение.

– Может быть, ты и считаешь это браком, но не я. Я называю все это нищетой.

– Мы ничего не можем поделать, – сказала Эмма. – Большего мы не можем себе позволить.

Губы Авроры задрожали. Презрение не удалось, ничего не удалось.

– Эмма, дело не в этом… Тебе нельзя иметь… дело совершенно не в этом, – сказала она, готовая разрыдаться.