Дженет Таннер: Возвращенный рай

– Конечно, папа! – Но она уже с радостью думала о замечательных днях, которые проведет с Джози. – Но ты ведь вернешься до того, как я поступлю в школу, правда?

– Конечно. Да, уверен, что возвращусь. Просто хотел сказать тебе, Лили, что… твой папа очень тебя любит.

Что-то в том, как он это сказал, ее вдруг напутало, по спине побежали холодные мурашки.

– Я знаю, папа.

– Конечно, знаешь. И еще кое-что. Предположим, просто на минутку предположим, что со мной что-нибудь случится, ты должна знать, что никогда ни в чем не будешь нуждаться.

Мурашки побежали еще сильнее, а кончики пальцев стали совсем ледяными.

– Что ты хочешь сказать этим, папа? «Если что-то с тобой случится?»

Он взял ее руку и накрыл ее маленькую смуглую ладошку своими длинными пальцами.

– Пока что я не планирую уезжать от тебя надолго, Лили, но заранее ничего нельзя знать. Мы живем в ненадежном мире. Лучше быть готовым ко всему.

Лили похолодела, ее охватил озноб. Мама ушла из жизни. Джорге куда-то уехал. Она не перенесет, если исчезнет и отец. О, пожалуйста! Я и не подумаю теперь о том, чтобы все время играть с Джози, лишь бы папа тоже не уезжал от меня! Лили взмолилась об этом.

– Папа…

Отец улыбнулся своей обворожительной улыбкой, сразу помолодев.

– Не пугайся, малышка. Я не хотел испугать тебя. Но хочу, чтобы ты поняла: в один прекрасный день все это перейдет в твое владение. Ты ни в чем не будешь нуждаться.

Широким жестом он обвел салон. Лицо Лили пошло пятнами.

– Не понимаю.

– Конечно, не понимаешь. Ты все воспринимаешь как должное, правда? Ты и представить себе не можешь, какие сокровища таятся в этой комнате. Видишь серебряные подсвечники и бронзовую статуэтку Цереры, богини урожая, и красивые маленькие часы времен Людовика Четырнадцатого? Все вместе это стоит столько, что можно выкупить короля. Знаю, что все эти вещички для тебя сейчас ничего не значат, но придет время, когда ты их полюбишь так же, как люблю я. А если наступят трудные дни…

Его голос смолк. Теперь, когда ее глаза освоились с полумраком, Лили видела, насколько серьезным было выражение его красивого лица, которое портил лишь длинный шрам, протянувшийся от уголка глаза вдоль щеки. Сейчас он, казалось, выделялся ярче, чем прежде.

– Мне нравятся эти вещи, папа, – сказала она, загоревшись вдруг желанием сделать ему приятное. Она огляделась, пытаясь увидеть сокровища его глазами, но видела лишь привычные вещи, среди которых росла и к которым ей не разрешали притрагиваться. Ее взгляд остановился на одном из предметов, и она повеселела. – Мне нравится эта картина – ты знаешь, она мне очень нравится!

– Картина… – Он проследил за ее взглядом. – Ах, ты имеешь в виду триптих. Да, он очень хорош, правда?

Отец поднялся, не выпуская ее руки, прошел с ней по мраморному полу туда, где висел триптих. Очень замысловато нарисованные три полотна были повешены таким образом, что в рассеянном неярком свете краски приобретали сочность, блестели. Триптих изображал жизнь и смерть Жанны Д'Арк, Орлеанской девы. Лили вгляделась в изображение. Ей нравилось то, что отец называл триптихом. Картины очаровывали ее, хотя и немного пугали.

– Предположим, я скажу, что с этого момента он принадлежит тебе, Лили, – почувствуешь ли ты от этого радость?

– Станет моей!

– Да, пусть он остается там, где висит, но отныне будет считаться триптихом Лили. Не многие девочки твоего возраста владеют чем-нибудь, таким же прекрасным и драгоценным. Не вселяет ли это в тебя особое чувство радости?

Лили смотрела во все глаза на триптих, испытывая благоговейный ужас и вдруг, да, ее охватила радость.

И не потому, что она осознала ценность этой картины или ее художественную значимость, поскольку до этого она еще не доросла, но почему-то в тот момент она почувствовала, что триптих сыграет очень важную роль в ее жизни. Как будто само грядущее протянулось к ней и коснулось дразнящим перстом, перенеся на нее славу и страдания, изображенные на картине. Ни тогда, ни много лет спустя она не задумалась над тем, откуда взялось это сокровище и о чем могло бы поведать. Пальчики Лили доверчиво пошевелились в руке отца.

– Спасибо, папа, – поблагодарила она.

Бристоль, 1971 год

Двухмоторный самолет «Пайпер Навахо» приземлился, колеса шасси коснулись взлетной полосы почти без толчка, и самолет медленно вырулил на подъездную полосу.