Дженет Таннер: Возвращенный рай

Ги допил содержимое своего стакана и потянулся за бутылкой, чтобы налить снова.

– Знаменитости меня не волнуют, Билл. Они надоедают мне. А сейчас, если не возражаешь, я завалюсь в кровать.

Однако Билл, находившийся в отличном настроении не потому, что выпил виски у Ги, а потому, что основательно пропустил еще раньше, предыдущим вечером, не сразу понял сделанный ему намек.

– Знаешь ли, там есть замечательные люди. Белая кость, снобы и популярные артисты, у всех свои бзики. И не только они одни наслаждаются уединенностью этих мест. Насколько знаю, там живет также несколько международных преступников, которые пребывают в роскоши, проедая награбленные богатства, а некоторые и сейчас еще не оставили свое преступное ремесло. Они обрели там настоящий рай.

– Да, конечно… поговорим об этом в другой раз, ладно, Билл? – Ги поднялся с дивана. Его спина ныла от усталости, ссутулилась, начинало стучать в висках. Он надеялся, что избежит приступа мигрени.

– Один человек показался мне особенно странным, – продолжал Билл как ни в чем не бывало. – Чокнутый немец, которому принадлежит, как мне помнится, Мандрепора. Там нет ничего особенного – только его поместье и гостиница. Мне приходилось изредка перебрасывать туда гостей. Всё немцы и, на мой взгляд, – очень подозрительные. Определенного возраста, понимаешь, к чему я клоню?

– Нет, не понимаю. – Ги раздражала болтливость Билла, он уже сожалел, что поддался первому побуждению и предложил тому ночлег. – Так к чему же ты клонишь?

Билл удобно развалился в своем кресле.

– Военные преступники, сын мой. Во всяком случае, я так думаю. Многие из них удрали в Южную Америку, правда? И думаю, именно оттуда приезжают эти гости, что останавливаются в гостинице. Даже живущие в эмиграции военные преступники нуждаются иногда в отдыхе, а разве найдут они лучшее место, чем гостиница на отдаленном острове, которая принадлежит их земляку? Если некоторые из них не относятся к высокопоставленным нацистам, то я тупица. Конечно, теперь у них другие фамилии, но все равно они стараются особенно не выпячиваться. Им совсем не хочется быть узнанными и сесть в тюрьму. Ублюдки.

– Ну, что же, если в работу входит перевозка банды нацистов, то такая работа мне точно не по душе, – лаконично заметил Ги. – Не забывай, что я наполовину француз. Многие мои соотечественники – не говоря уж о моей собственной семье – слишком много перенесли от них, чтобы я мог простить им это.

– Господи, конечно. Совсем забыл. Кажется, они убили твоего отца?

– Именно. Мой отец и дядя были расстреляны как участники Сопротивления. Но эти ублюдки не удовлетворились этим. Они выгнали деда и бабку из их дома, заняли его сами, а когда стало ясно, что война проиграна, – ограбили наше поместье. Одному Богу известно, что стало с сокровищами – вещи, которыми наша семья владела в течение многих поколений, просто исчезли. Думаю, их вывезли из страны.

– В такие места как Южная Америка и Карибский бассейн, – подхватил Билл. Он снова зашевелился, устраиваясь поудобнее. – Однажды я зашел к этому чокнутому немцу – он пригласил меня на рюмочку. Учти, только на рюмочку. Я-то думал, что мне предложат и пообедать, и не позаботился о том, чтобы перекусить. Но не тут то было, ровно в семь тридцать вечера мне был дан от ворот поворот, я ушел, не солоно хлебавши. Вот такие там порядки – испытал на собственной шкуре. Но, по крайней мере, я видел как живет другая половина человечества. Никогда не смогу забыть эту виллу. Очаровательное местечко – и забита доверху сокровищами, которые, могу побожиться, награблены во Франции. Серебряные приборы и посуда, фарфор, бронза, триптих…

– Триптих? – переспросил Ги, забыв про усталость. – Какой триптих?

– Разве они бывают разные? Очень старый, мерцающие краски, религиозные изображения, золотая фольга… Знаешь, в таком роде.

– Да, – отозвался Ги. – Знаю. – У него появилось странное ощущение покалывания, как будто его кожи коснулся слабый электрический разряд. – Не были ли то сцены из жизни Орлеанской девы, как ты думаешь?

– Думаю, что вполне могли быть. Я его не рассматривал внимательно. Но теперь, когда ты упомянул об этом, мне сдается, что я припоминаю какое-то зарево, вроде костра.

Ги простил ему легкомысленную характеристику атеиста сожжения Святой Жанны.

– Как ты сказал фамилия этого немца?

– Брандт. Отто Брандт. Но не думаю, что это его настоящая фамилия.

– Как он выглядит?

– Высокий, седые волосы, шрам на левой щеке, хромает. Почему ты это спрашиваешь?