Норма Бейшир: Ангелы полуночи

Дмитрий Сарнов, учитель рисования в колледже, первым понял и поддержал честолюбивые устремления Абби. Поощряя ее стремление рисовать, он рассказывал о том, как в свое время сам мечтал стать прославленным художником. Во время Второй мировой войны его родители вывезли из Австрии множество замечательных картин, пробудивших в юноше воображение и желание творить, перенося на холст свое собственное неповторимое видение мира. Затем были годы учебы в Школе изящных искусств в Париже, вслед за которыми пришло горькое понимание того, что его таланта недостаточно, чтобы создать себе имя в мире художников.

– Но ты, Абби… ты совсем другое дело. У тебя есть все: и способность видеть, и верная рука, и талант, – внушал ей Сарнов. – Ты достигнешь больших высот и непременно добьешься успеха.

Он учил, поддерживал и вдохновлял девушку. Когда Абби падала духом, он вливал в нее свежие силы, и она снова бралась за кисть. Именно благодаря ему она поверила в себя, без чего невозможно упорно двигаться вперед, к заветной цели…

Очнувшись от своих мыслей, Абби отобрала то, что хотела купить. Тюбики краски – столько, сколько могла себе позволить. Только тех цветов, с которыми она уже экспериментировала. Не имея денег, поневоле научишься расходовать их с толком. На холсты девушка даже не взглянула, поскольку обычно использовала старые белые простыни, обработанные особой клеевой массой из кроличьих костей. Описание этой технологии ей удалось найти в одной из книг по истории искусств.

Поистине, нужда – мать изобретательности, с иронической улыбкой подумала Абби, возвращаясь домой в своем «форде-фэрлейн» 1970 года выпуска. Единственный имеющийся в ее распоряжении мольберт собственноручно сделал отец, когда ей было еще двенадцать лет и у нее только-только начал просыпаться серьезный интерес к искусству. Она рисовала при любом удобном случае, где придется и когда придется, лишь бы была возможность установить мольберт. В работе он, конечно, был не слишком удобен, и это часто сказывалось на результате, но никто никогда не слышал от Абби ни единой жалобы. Она обладала очень ценным качеством – способностью мириться с чем угодно, если знаешь, что это не навсегда. Когда-нибудь у нее будет своя студия, настоящая студия, с тщательно продуманным освещением и всем необходимым для рисования. А может быть, и не только необходимым – кое-что она купит просто так, для удовольствия. Когда-нибудь все эти богатые, влиятельные люди, которые сейчас смотрят на Гианнини сверху вниз, будут драться из-за ее картин. Когда-нибудь, вне всякого сомнения, она добьется у них признания, и своими деньгами они создадут ей репутацию!

Абби никогда не бывала в Сан-Франциско, хотя знала о нем почти столько же, сколько те, кто прожил там всю жизнь. Этот великолепный, волшебный город пленил девочку еще со времен раннего детства. Она читала о нем все, что удавалось достать, прежде всего уделяя внимание миру искусства, но в то же время жадно проглатывала колонки светских новостей в газетах Сан-Франциско. Она внимательно всматривалась в фотографии элегантно одетых, увешанных драгоценностями женщин и в глубине души была уверена в том, что совсем скоро именно они станут ее основными покупательницами. Зачарованный взгляд Абби отмечал все: кто что носил, у кого какая прическа, какие драгоценности надевали днем, а какие – исключительно во время вечерних приемов. Она взяла себе на заметку рестораны, где предпочитали бывать богачи, ведь это так важно, чтобы тебя видели в нужном месте, и то, на каких автомобилях они разъезжали. Все эти мелочи были существенно важны, если Абби Гианнини и впрямь собиралась в один прекрасный день стать в их мире своей.

Абби Гианнини. Как ей казалось, не слишком подходящее имя для новой жизни, мечты о которой не давали спать по ночам. Она понимала, что отец ей голову оторвал бы, узнай он о подобных мыслях; ее назвали в честь его матери, перед которой он буквально преклонялся. Ни мать, ни отец никогда не поняли бы, с какой стати Абби вообще понадобилось менять имя.

Они подумали бы, что она стыдится их, стыдится своего происхождения… Но они ошибались. Дело совсем в другом. В чужой монастырь со своим уставом не лезут, рассуждала она. И если мечтаешь стать своей в новом мире, нужно приспосабливаться к нему. Вот только как объяснить это родителям?

Абби знала, что отца беспокоят ее честолюбивые устремления. Ему не нравились люди, с которыми ей предстояло встречаться, и образ жизни, так манивший его дочь. Он чувствовал, что они относятся свысока к скромным труженикам вроде Гианнини, считая, что те им не ровня. Абби все понимала, но… по-прежнему всей душой желала стать своей в том совсем ином, волнующем мире.