Маша Царева - Девушка с голодными глазами

«Совсем придурочная», – подумала Инна. Но огрызок карандаша брезгливо взяла и круглым почерком хронической отличницы вывела: «Чем меньше, тем лучше».

– Спасибо, – на полном серьезе поблагодарила ведунья. – А теперь ступайте.

Инна отправилась домой, где на обеденном столе ждал ее дорогой инкрустированный гроб. В свете последних событий идея с преждевременной кончиной показалась ей псевдоромантической придурью. Собравшись с силами, она отволокла гроб в прихожую – позже заплатит местным алкашам, чтобы отнесли его на помойку.

На следующий день она и думать забыла о визите к гадалке.

А потом был Новый год и сопутствующие ему обычные хлопоты. Выбрать на рынке самую пышную свежую елочку, влажной тряпкой протереть каждый шар, накупить мандаринов и шоколада, забежать к маникюрше. Тридцать первого с утра позвонил муж и воровато сообщил, что они с волооким бесенком улетают на каникулы в Париж. Странно, но почему-то она восприняла это известие с не свойственным ей холодным равнодушием. Какая разница, одной даже лучше. Не надо готовить, улыбаться, утруждать себя разговорами, а потом на рассвете мыть посуду под набирающий обороты мужнин храп. Пусть сонное хрюканье слушает волоокий бесенок, а она, Инна, купит огромную банку красной икры и будет есть ее столовыми ложками, посматривая «Голубой огонек». И ничего никому не будет должна. Ничего. Никому.

В последний момент она, правда, передумала и решила напроситься в компанию к соседке по лестничной клетке, разбитной разведенке Аньке, у которой на все праздники собирались такие же горластые и смешливые гости, как она сама. Инну она всегда тоже приглашала, но та стеснялась, игнорировала. Без пятнадцати двенадцать она позвонила в соседкину квартиру, прижимая к груди теплую кастрюльку со свежеиспеченными пирожками. Долго давила наманикюренным пальцем на облезлую кнопку звонка. Но ей никто не открыл, хотя – вот странно! – Инна явственно слышала за дверью чужие веселые голоса.

Озадаченная, она вернулась домой. За окнами взрывались петарды и пьяный голос фальшиво выводил «Ой, мороз, мороз». Инна закуталась в плед, посмотрела «Неспящих в Сиэтле» и отправилась спать, даже не прикоснувшись к еде.

А потом начались странности.

Девятого января Инна вышла на работу и обнаружила, что за ее кульманом стоит незнакомая женщина в нелепом вельветовом костюме. На чертежной доске был Иннин проект – она работала над ним с начала сентября и за его досрочное выполнение собиралась получить нехилую премию.

– Что здесь происходит? – нахмурилась она. – Чьи это проделки? Мой проект передали вам? Почему мне ничего не сообщили?

Женщина спокойно повернула к ней голову, посмотрела на Инну внимательно и серьезно и, ничего не ответив, снова углубилась в чертеж.

– Нахалка какая, – пробормотала Инна.

И пошла жаловаться начальству – но выяснилось, что глава отдела слинял с молоденькой любовницей на Канары и появится не раньше двадцатого числа. Странно – она должна была обозлиться, оскорбиться, вспылить. Вместо этого Инна чувствовала не свойственное ее характеру блаженное спокойствие. Все события воспринимались сквозь толстый ватный слой этой новоявленной безмятежности – вроде бы Инна и понимала, какая реакция на это хамство будет считаться адекватной, но в глубине души ей было на все наплевать. Возвращаясь сквозь проходную, она взглянула в зеркало и вдруг с удивлением поняла, что сильно сбросила вес. Ну да, она почти не ела в праздники, ну да, ноябрь был нервным и неспокойным… Но ведь ничего особенного она не делала, не старалась, не потела на тренажерах… А юбка на ней болтается, и под пальто гуляет ветер, скулы заострились, втянулся живот. Инна подкрасила губы и отправилась домой.

Вернувшись двадцатого числа, начальник отдела так ей и не позвонил. Инна сделала вывод, что стала жертвой странного заговора. Ее тихонько подсидели, потом без предупреждения уволили и даже не попытались состроить хорошую мину при плохой игре. Наверное, та баба в вельветовом костюме – любовница главы отдела. Инна и раньше слышала, что у него своеобразный вкус.

Ну и черт с ними.

С ними всеми – с коллегами, мужем, детьми, на которых она угробила лучшие годы молодости, а взамен получала лишь три вялые гвоздички к Восьмому марта и агрессивное хамство в ответ на любую попытку сблизиться.

Ничего, она и без них обойдется.

Весь март Инна блаженствовала в гордом одиночестве. Валялась на диване с книгами, мазала лицо оливковым маслом, а тело – кофейными опивками (она читала, что они подтягивают кожу). Много курила, ела сладкое и почему-то все равно не поправлялась. Смотрела по телевизору все подряд. Готовила изысканные блюда – для себя одной, пробовала писать стихи. Насчет денег она не особенно волновалась – накопления были, да и с ее стажем она в любой момент найдет себе новое место. Единственный факт показался ей странным – за весь этот месяц домашнего рая ей никто ни разу не позвонил. Она даже, грешным делом, подумала, что телефон неисправен. Но нет – аппарат работал. Но ни одна живая душа не вспомнила, что на белом свете живет она, Инна Аникина.