Маша Царева - Девушка с голодными глазами

На диете я не сидела никогда, обожала джанк-фуд, с жалостью взирала на анемичных созданий, добровольно отказывающихся от картофеля фри в пользу напичканных глистами тайских таблеток.

Мужчинам я нравилась – это факт. А что еще надо одинокой горожанке в поисках приключений?

Зачем я все это битый час рассказываю – о разгильдяйстве, о череде сомнительных любовников, о несбыточной кирхен-киндер мечте, о Гениальном Громовиче, о желанном одиночестве?

Наверное, для того, чтобы обратить внимание на основную черту моего характера – гедонистический пофигизм. Я плыву по течению, иногда подгребая к зловонным сомнительным лужицам, и в целом жизнью довольна.

Такая женщина, как я, никогда не должна была превратиться в анорексичку, блюющую от одного взгляда на чизкейк.

Warning! Если это невероятное психологическое замыкание произошло в моем двадцатидевятилетнем организме, то подобное может случиться с любой из вас.

Как говорится, на этом месте могла бы быть ваша реклама.

Комплекс неполноценности напоминает инфекционный лишай – все начинается с крохотного пятнышка, а потом в считаные дни все тело запаршивливает.

Прекрасно помню тот день. Прекрасно помню того мужчину.

Чертов козел! Выродок, макака, чучело с сушеными фекалиями вместо мозгов! (Не обращайте внимания, это я от злости, на самом деле он был бог, а я – корова.)

Дело было на пляже в Строгине. Я приехала загорать, прихватив приятельницу по имени Нинон, которую знаю уже много лет. Мы собирались обсудить мой новый холостяцкий статус.

Нинон – несчастный человек. Ее перестроечное детство изобиловало убогими пластмассовыми чебураторами и глупоглазыми куклами, похожими на торговок петрушкой. А Нинон мечтала о Барби – златовласом чуде с пятым размером груди и отстегивающимися ступнями (серьезно, к некоторым Барби прилагаются запасные ступни, обутые в разные туфельки, мечта маньяка-расчленителя). Мечта была истовой, но безнадежной. К тому моменту, как хорошенькие куколки в бальных платьях, ковбойских шляпах и даже русалочьих хвостах блядскими рядочками выстроились на магазинных полках, Нинон повзрослела. А взрослым девушкам положено мечтать не о пластиковых топ-моделях, а об итальянских бюстгальтерах, французских духах и турецких мужиках. Но детская мечта Нинон, оказывается, не иссякла совсем, а хитрой морской черепахой ушла на самое дно ее сущности.

И в какой-то момент всем стало очевидно, что Нинон лепит Барби из самой себя. Она изнуряла тело диетой из диетической колы и салатных листьев, вставила в грудь силикон. Она нарастила волосы и добела их вытравила. Она носила такие каблуки, на которые, кроме нее, отваживались лишь профессиональные исполнительницы стриптиза.

Ее одежда была преимущественно розового цвета, а веки она подмалевывала голубыми тенями, причем смотрелось это все (как ни странно) не пошло, а мило. Такая вот безобидная девочка-припевочка под тридцать с легкой дурцой.

Жизнь Нинон представлялась мне сущим адом. Мало того, что она отказывала себе в простых человеческих радостях вроде двойного сандвича с ветчиной и кружкой пива, так она еще и добровольно взбиралась на косметологическую голгофу. Из нее то выдергивали лишние волоски, то выращивали нелишние путем обмазывания едкими субстанциями, к ее собственным ресницам приклеивали чужие, кверху загибающиеся. Драли жесткими щетками, щипали кожу, чтобы лимфа не застаивалась. Отпаривали в травяных бочках и хлестали березовыми вениками.

Ужас, в общем.

И вот лежим мы с Нинон на песочке, потягиваем разбавленную ромом колу, читаем один Esquire на двоих, о чем-то благостно треплемся.

Не подумав, с кем имею дело, я сказала:

– Слушай, а пойдем потом в «Патио-пиццу»? Там отличная лазанья.

Нинон посмотрела на меня с таким выражением… Знаете, так раздавшаяся в бедрах и потускневшая с возрастом мать троих детей смотрит на мужа, который собирает чемоданы, чтобы слинять к жоповерткой соседке. Какое-то время она, видимо, прикидывала, не является ли мое предложение злой шуткой. И только потом отреагировала, причем совсем для меня неожиданно:

– Вер, ну как ты вообще можешь так жить? – покачала Нинон головой, рассматривая меня из-под голубоватых очков. – Неужели ты никогда не слышала, что мы – это то, что мы едим?

– Да ну? А мне почему-то всегда казалось, что мы – это то, что мы читаем, то, с чем мы разговариваем, или хотя бы то, с чем мы спим.

– Не умничай. И вообще, на твоем месте, я бы давно села на диету. Ну неужели тебе ни капельки не страшно?