Вера и Марина Воробей: Ты меня больше не любишь?

С грохотом к платформе приближался поезд, поэтому, чтобы услышать друг друга, парень и девушка вынуждены были кричать:

– А ты когда-нибудь представлял себя лежащим в гробу?

– Конечно, представлял. Сто раз.

– А вокруг стоят все и плачут, да?

– Ну, это не обязательно…

– Это как раз-таки самое главное!

Девушка поправила волосы, потом, приблизив к парню свое лицо, прокричала ему в самое ухо:

– Мне кажется, она до сих пор не может тебя забыть!

Парень отшатнулся от девушки, окинул ее с ног до головы то ли удивленным, то ли испуганным взглядом и в последний момент, поскольку двери начали уже закрываться, запрыгнул в вагон.

– Я тебе позвоню! – выкрикнула девушка, но парень уже не мог услышать ее слова.

Люся бежала, не видя перед собой ничего, кроме каких-то ярко-зеленых, расползающихся во все стороны кругов и черных пятен. Где-то, как ей показалось, очень далеко завизжали тормоза, затем раздался крик и резкий хлопок автомобильной дверцы. И если бы не рука, схватившая ее в следующее мгновение за плечо, девушка так бы и побежала дальше, никогда не узнав о том, что только что по ее вине едва не случилась авария.

– Тебе чего, жить надоело? – услышала она хриплый, прокуренный голос.

Люся подняла голову. Седые, всклокоченные лохмы, заросшее грубой щетиной лицо, глубоко посаженные злые глаза. Кто это?

– Чего смотришь, дура очкастая? Зенки вылупила! – сипло надрывался, брызгая во все стороны слюной, незнакомый ей мужик.

«Сумасшедший, наверное», – отстраненно подумала Черепашка и дернула плечом, пытаясь высвободиться. Но железная хватка лишь усилилась.

– Больно! – вырвалось у Люси. – Отпустите!

И тут у нее за спиной раздался милицейский свисток.

– Вот, товарищ лейтенант, – изменившимся голосом произнес ее мучитель. – Еще секунда – и от этой малявки и мокрого места не осталось бы! На красный бежала и в неположенном месте. Хорошо, я вбок ушел, а то бы… – Наконец мужик отпустил ее плечо.

– Извините… – пролепетала Черепашка, глядя в водянистые серо-голубые глаза постового милиционера. – Просто я…

– Фамилия, имя, в какой школе учишься?

Отвечая на вопросы, Черепашка с недоумением оглядывалась вокруг. А ведь она и не заметила даже, что выбежала на проезжую часть. А вот и «девятка» седого водителя… Да, если бы по встречной полосе ехала в тот момент машина, плохо бы им пришлось!

– Пройдем-ка! – дотронулся до ее руки лейтенант. – Какая-то ты не такая, и взгляд подозрительный… Спиртные напитки, наркотики не употребляла? – строго поинтересовался он.

– Что вы?! Я вообще не употребляю… – попыталась возмутиться девушка, но представитель власти жестко перебил:

– В участке разберутся. Пойдем!

Понурив голову, Черепашка поплелась за гаишником. Впрочем, случившееся нисколько не удивило ее, да и подозрения в употреблении спиртных напитков и наркотиков не обидели. Сейчас Черепашка находилась в таком состоянии, что вряд ли что-то вообще могло обидеть, удивить или хоть как-то затронуть ее убитое горем сердце.

Сегодня в школу, к самому концу уроков, приходил Дима, лучший друг Жени Кочевника. Он пришел, чтобы сообщить Люсе, что Женька погиб и в пятницу состоятся похороны…

Нет, Люся не винила себя в Жениной смерти, хоть они и расстались месяц назад по ее, Люсиной, инициативе. А ведь она знала, что Женька очень сильно любит ее, знала, как болезненно переживает он их разрыв. А может, напрасно Люся думает, что это произошло не по ее вине? Почему же она не спросила у Димки, как это случилось? Да нет! Черепашке даже в голову не пришло задавать ему вопросы – так подавленно выглядел парень.

«Женька! Женька! Женечка! – одними губами шептала Черепашка, сидя в участке за грязным, с вытертой полировкой столом. – Как же это случилось? Как ты мог?»

Если бы кто-нибудь сказал сейчас Черепашке, что тот, из-за которого она пятнадцать минут назад чуть не оказалась под колесами машины…

А впрочем, не станем забегать вперед. Давайте лучше обо всем по порядку.

– Фамилия, имя, домашний адрес. – Участковый милиционер поднял на нее усталый мутный взгляд.

– Я уже называла, – попыталась было возразить Люся, но вовремя одумалась: – Черепахина Людмила, Сущевский вал, семь, квартира тридцать пять, – со вздохом произнесла она.

– Что так тяжко вздыхаем? – поинтересовался милиционер, и по его интонации трудно было определить, издевается он или нет.