Джанет Дейли - Золотой мираж

– Кит, – перебил ее Беннон сдавленным голосом, чувствуя, как жаркое тепло разливается по его телу.

На другом конце послышался тихий, волнующий смешок.

– Я тебя расстроила?

– Чтобы не сказать больше...

– Ты всегда упрекал меня в том, что у меня слишком богатое воображение, – поддразнила его Кит и снова рассмеялась. – Ладно, не буду. Да, я получила свой джип, бак полон бензина. Если ты не сможешь сегодня приехать, я сама съем все вкусное, выпью пунш и утешусь тем, что заставлю тебя страдать от зависти.

– Очень мило с твоей стороны.

– Я могу быть злой. А теперь скажи, как прошло дело в суде?

Беннон повторил то же, что уже рассказал отцу и Лоре, и добавил:

– Поскольку завтра мне не надо быть в суде, я надеюсь на легкий денек.

– Достаточно легкий, чтобы улизнуть?

– Возможно.

– Я ловлю тебя на слове «возможно», – предупредила Кит.

– Ладно, а теперь, пожалуй; не буду тебя больше задерживать.

– Хорошо. – Наступила пауза. – Пока. Я скучаю по тебе, – промолвила Кит.

– И я тоже.

Когда он положил трубку, глаза его неожиданно остановились на обручальном кольце на пальце. Он коснулся его и вдруг подумал, что не может себе объяснить, почему не снимал его все эти годы. Но сейчас это несправедливо по отношению к Кит. Однако... ему никогда не забыть того, что он прочел в глазах Дианы.

Подавив вздох, он снова вернулся в свой мир – к горящему камину, отцу в кресле и к Лоре, свернувшейся калачиком перед телевизором. Отблески огня в камине играли на бревенчатых стенах, перилах и деревянной лестнице, ведущей в спальни.

Он легко представил себе Кит в этом доме. Она призналась, что когда-то дом Беннонов был для нее точкой опоры. Здесь она находила безопасность и покой.

Однако Кит любит смех, веселье, удовольствия. В этом они с Дианой похожи. Пребывание в Голливуде лишь усилило в ней стремление быть в водовороте светской жизни. Тихая размеренная жизнь на ранчо никогда не удовлетворит ее.

Он уверен в этом. Он немедленно позволит ей уйти, если увидит в ее глазах немой упрек, который был в глазах Дианы.

Снег, искрящийся под лучами утреннего солнца, и яркая голубизна неба слепили глаза. Ветра не было, все словно замерло, и позвякивание упряжи на лошадях звонко и далеко разносилось над заснеженной пашней. Гнедые тяжеловозы, пофыркивая и пуская пар из ноздрей, тянули за собой по снегу низкую фуру на полозьях, груженную сеном, оставляя за собой след из развязанных тюков сена для скотины, бредущей следом.

Наконец Хэнк Роулинс сбросил последний тюк.

– Все, – крикнул он хрипловатым от натуги и холодного воздуха голосом.

Беннон, причмокнув, легонько хлестнул поводьями коней по потным крупам, и они резво побежали к конюшне, где их уже ждала утренняя порция овса.

С того самого дня, как был заложен дом на ранчо «Каменный ручей», семья Беннонов держала лошадей. Они были столь же неотъемлемой, передававшейся из поколения в поколение частью наследства, как старый дом и племенное стадо.

Их держали и разводили для удовлетворения нужд в тягловой силе на рудниках Аспена.

Шли годы, и в хозяйстве Беннонов их табун уменьшился до двух маток с приплодом, разных возрастов и подготовки, вполне удовлетворяющих нынешний скромный спрос, включая конную упряжку для прогулок туристов по округе.

Не будь и этих потребностей, Беннон все равно держал бы лошадей, не только из-за сентиментальных чувств, а просто для собственного удовольствия. Трактором перетаскать сено для скота куда сподручнее и быстрее. Но грохот мотора и ядовитые выхлопы ни в какое сравнение не идут с мелодичным позвякиванием упряжи, теплым и здоровым духом коней, когда их утром выводят из конюшни на свежий морозец.

– Тпррру, – Беннон остановил лошадей перед амбаром, спрыгнул и отцепил фуру.

Через пятнадцать минут лошади были в стойле и, хрупая, ели овес, сбруя повешена на свое место, и Беннон шел к дому.

Поднявшись на крыльцо, он увидел пару лыж с палками, прислоненных к стене, а войдя в дом и услышав знакомый смех Кит, направился прямо в кухню.

Она стояла, прислонившись к буфету, черная с фиолетовой отделкой лыжная куртка расстегнута. Обеими руками Кит держала кружку с горячим кофе, щеки ее рдели. Один ее вид в доме согрел Беннона после долгой работы на морозе.

– Доброе утро, – вскинула она на него поверх кружки сияющие радостью глаза. – Кофе все еще горячий, если хочешь.

– Да, Беннон, угощайся, – поддержал с готовностью Старый Том. Его лицо светилось удовольствием.