Ellen Fallen - Горечь Пепла (СИ)

головы и живи дальше. Неужели ты думаешь, что твоя жизнь остановилась и ты не в

состоянии ни с кем больше…

— Хватит меня лечить этим дерьмом! — я начинаю заводиться. — Ты и понятия не

имеешь, насколько это тяжело. Довериться человеку, любить его, отдать полностью свое

сердце… для чего? Чтобы в один миг он разорвал его на мелкие кусочки? Послал всё

самое прекрасное куда подальше? — чувствую, как разгоняется мой пульс и отдается

шумным постукиванием в висках. — Ты думаешь, что я не понимаю, в кого я

превратился? — качаю головой. — Сейчас я не готов к каким-либо изменениям. Просто,

оставьте меня нахрен в покое.

Брат ничего не отвечает.

— Ладно, прости, — тут же говорю ему я. — Ты ведь в такой же заднице.

Оставшийся путь до дома мы едем в тишине. Рука, зашитая кое-как медицинским

степлером, нестерпимо ноет. Черт, придется отсиживаться дома еще несколько дней,

иначе, в Управлении меня сожрут с куском дерьма. Хотя, у нас отличный шеф, возможно,

и в этот раз он все поймет, но до каких пор меня будет прикрывать мой брат и коллеги,

мне неизвестно.

Моя работа заключается в том, чтобы спасать людей и их жизни, каждый раз

подвергая опасности свою собственную. Я не только сражаюсь с огнем и выношу людей

из горящего пекла, но и выполняю иную чертовщину. В пожарной службе спасения я

работаю уже давно и имею черную каску полноценного пожарного. Я отдаю себя

полностью этому делу и осознанно подхожу ко всему, что, так или иначе, связано с этой

работой. Я просто не имею права на ошибку, стресс, травму и на ту боль, которую

повидал при исполнении. Я должен быть, своего рода, долбаным героем, всегда

находиться в форме и не быть размазней, иначе, людские жизни полетят к чертовой

матери. Сейчас лишние порезы и травмы на моем теле совсем некстати, но, какой я на фиг

«герой», если я перестал себя контролировать и каждый раз, когда вижу очередную юбку

и «Джека», быстро слетаю с катушек? Бл*дь, в моей голове сплошной свинец вместо

мозгов. Сегодня же позвоню Уильямсу и возьму отгул на пару дней.

Когда мы подъезжаем к дому Джона, я поворачиваюсь к нему и удивленно

спрашиваю:

— Какого черта ты меня привез к себе?

Тот, как ни в чем не бывало, глушит мотор.

— А ты как думаешь? Я не могу сейчас позволить тебе приехать в свою квартиру,

забить на всех и вновь напиться. За кого ты меня принимаешь? Поэтому, пока что

побудешь здесь, — говорит он с ухмылкой и, не дожидаясь от меня ответа, открывает

дверцу своей машины и выходит.

— Вечно ты всё решаешь, — бубню себе под нос, следуя за ним из его тачки.

Дом моего брата довольно просторный. Он с двумя этажами и гаражом на две

машины и его «крошкой» — мотоциклом. Это типичный дом американского

полицейского, с небольшим крыльцом у входа, передним и задним двориком,

постриженным газоном и прочим набором дерьмового уюта.

В этом доме Джон живет один. Однажды он был куплен ради девушки, с которой

Джон надеялся прожить спокойную и безбедную жизнь. Но, к сожалению, этому не

суждено было случиться.

У Джона своя паршивая история любви. Когда-то брат считал, что влюбился

безвозвратно в свою школьную подругу. Я лишь исподтишка посмеивался над ним. Такая

гребаная любовь! Она отвечала ему взаимностью, была его первой девушкой, первым

сексуальным партнером, первой любовью, и в один прекрасный летний денек, стала ему

женой. Наверное, я тогда ему завидовал. Стейси была еще той горячей штучкой:

модельная внешность, стройные ножки, подтянутая попка. Джон оказался счастливчиком.

Он просто молился на нее. Но, видимо, у нас, Коулменов, такая карма: любить, а в ответ

слышать одну тишину. Она уехала. Однажды. Просто забрала из дома всё свое барахло и

уехала, ушла на хрен из жизни моего брата, оставив его в этом безлюдном и одиноком

доме.

Когда мы заходим внутрь, нас приветствует вой собаки по кличке Макс. Эта псина

сначала бросается на Джона, при этом, в течение нескольких секунд, успевает облизать,

покрутиться, повилять своим хвостом и кинуться на меня.

Макс из породы Хаски. И как бы я не обожал этого пса, каждый раз, когда я вижу его

волчью морду, мне становится не по себе.

— Эй, парень, полегче, — смеясь, говорю ему, когда он буквально сбивает меня с

ног от нахлынувших на него собачьих чувств. Здоровой рукой я треплю его шерсть за

ухом, и ощущаю на своем лице его теплый и скользкий язык.