– Земля – это единственное, что помогало мне ощутить себя человеком, – продолжал он тихо и хрипло. – Вот поэтому-то мне и приходится изо всех сил цепляться за нее. Поэтому я и не могу позволить Ратледжам ее у меня отнять. – Совладав с собой, он все-таки поднял на нее взгляд, в глазах его читалась мольба. – Неужели непонятно? Если я лишусь земли, каждому будет ясно, что я полное ничтожество!
– Понятно, – пробормотала Келли. Отвернувшись, она направилась к буфету, достала оттуда две чистые чашки и налила в них кофе в то время, как мысли ее в полной сумятице скакали, опережая друг друга.
Годы и годы страданий, гнева и… страха! Годы ненависти, тщетных стремлений и надежд. Теперь она хотела лишь одного – покончить с этим, освободиться, раз и навсегда.
Достав банку с сахарным песком, она насыпала в его чашку три полные ложечки, после чего отнесла чашки на стол и пододвинула к нему его кофе.
– Выпей вот кофе. Согрейся. – Подвинув стул, она села напротив него. – Прятаться долго ты не сможешь, – заключила она, глядя, как обеими руками он поднял чашку и принялся с шумом прихлебывать кофе. – Вчера я говорила с Максвейном. Это хороший адвокат. Он может помочь, но лишь в том случае, если ты сдашься в руки полиции.
– Другими словами, может помочь мне очутиться в тюрьме, – пробормотал отец. – Ратледжи ловко все обтяпали. Если я и она утверждают противоположное, то кто поверит мне?
– Но если ты невиновен…
– Если, – помолчав, он невесело хмыкнул. – Видишь? Даже ты не веришь мне! Моя собственная дочка и та думает, что я укокошил этого парня.
Келли хотелось бы поверить ему, но поверить означало бы доверять, а это никогда не приносило ей ничего иного, кроме горя и страданий.
Устало вздохнув, она сказала:
– Тогда ответь мне на несколько вопросов.
– Что еще за вопросы? – В его взгляде также сквозило недоверие.
– Ты говорил, что отправился в имение Ратледжей, чтобы спуститься в погреба и испортить вино. – Келли вертела в пальцах чашку, медленно и рассеянно. – Если ты хотел спуститься в погреба, что ты делал за углом?
– Я услыхал голоса, хотел узнать, кто там есть. Я знал, что в усадьбе гости, и испугался, что, может быть, сюда идут, что хозяйка решила показать гостям погреба, похвастаться винами. Я решил на всякий случай проверить. И выждать, если надо.
Келли была вынуждена признать, что объяснение его звучит правдоподобно.
– Ну и когда ты пошел проверить, что ты увидел?
– Ничего. По крайней мере до тех пор, пока не появился, шатаясь, тот парень и не свалился наземь как подкошенный.
– Раньше ты мне этого не говорил! – Дождь припустил опять, с новой силой забарабанив по крыше. – Ты говорил, что мертвец там уже лежал.
– Он и лежал, когда я подошел, – возразил он не без раздражения в голосе.
«Тонкости словоупотребления, – подумала Келли. – Другое дело, что эти политиканы, судейские крючкотворы могут вывернуть это наизнанку и обратить себе на пользу».
– Ладно. – Она опять вздохнула, прежде чем задать новый вопрос. – Что же ты увидел перед этим?
– Ничего. Я уже говорил это. Но я слышал голоса – кто-то ссорился, спорил.
– О чем спорил?
Подув на кофе, он отхлебнул еще глоток.
– Не знаю. Я не расслышал, о чем шла речь. – Он нахмурился, досадуя на ее вопросы. – А если и расслышал бы, все равно не понял. Я был выпивши. В первый раз после почти двухнедельного поста. Ты можешь не поверить мне на слово. Тогда обыщи буфет. Припрятанных бутылок ты там не найдешь.
– Голоса, которые ты слышал, сколько их было? Два, три, четыре? Может быть, больше?
– Бога ради, неужели ты думаешь, что я помню? – Раздраженно вскочив, он направился к рабочему столику, где налил себе в чашку еще кофе, прибавил сахару.
– Попытайся вспомнить.
После долгого молчания он сказал:
– Два… А может, три. Точно не помню.
– Голоса была мужские? Женские? Или и женские и мужские?
– Один из них уж точно принадлежал мужчине, не правда ли? – Он хохотнул, довольный тем, как к месту вспомнил пол убитого.
– Ну а другой? А может, другие?
– Не знаю. – Он сунулся в холодильник в поисках еще чего-нибудь съестного, потом вынул из буфета банку персикового компота. – Один говорил громко, словно он сердится или обижен. Это был явно мужчина. – Он порылся в ящике с инструментами, извлекая оттуда консервный нож. – По-моему, тогда мне показалось, что голоса мужские, но… сейчас я не уверен. Все как в тумане. Один из голосов, мне кажется, мог быть и женским.
Читать дальше