Екатерина Вильмонт - Умер-шмумер

Он заглянул в ванную и увидел, что бутылка пуста…

Так. И куда же она, пьяная, с утра пошла?

Он молниеносно оделся, не стал даже принимать душ и бриться, и побежал вниз.

— Простите, — обратился он к портье, — дама из триста пятого номера не выходила?

— Она уехала и оставила вам записку, вот!

— Уехала? Куда уехала?

— Вероятно, в записке все сказано, — вежливо напомнил портье.

Он развернул записку. «Влад, прости, я уезжаю.

Было чудесно. Но — было… А больше ничего не будет, я не хочу. Прости еще раз за вчерашнюю истерику, я выпила лишнего. Ника».

Он стоял в полной растерянности. Потом обратился к портье:

— Извините, а как вам показалось, дама была… здорова… Она была в нормальном состоянии?

— Мне показалось, что да… — И видимо, из сочувствия к его растерянности, добавил:

— Дама спросила, как ей попасть в Бонн, я вызвал такси, чтобы ее довезли до вокзала.

— Давно?

— Часа полтора назад. Если она уехала десятичасовым поездом, вы не успеете ее перехватить.

— Да нет, я и не думал, спасибо… Я просто поеду в Бонн.

— Советую вам позавтракать сначала.

— Спасибо. Не хочется.

— Но у вас же заплачено, сейчас вам завернут с собой, подкрепитесь в дороге.

И пока он кидал в сумку свои вещи, горничная принесла ему пакет.

— Вот тут две порции, мадам тоже уехала без завтрака.

Милые, честные голландцы, отчего-то растрогался он. Он вдруг стал таким сентиментальным и уязвимым. А может, не надо ехать за ней? Не хочет она, ну и ладно. В конце концов, ты удовлетворил все свои желания, вот и успокойся. Но не получалось. Мысль о том, что Ника, пьяная, не говорящая толком ни на одном иностранном языке, одна куда-то едет, казалась непереносимой. Нет чтобы спокойно жить дальше, мне нужно только одно — убедиться, что она добралась до Аллы. А там уж ее обиходят, она рассказывала вчера, что Алла ее давняя и очень близкая подруга, а Белла Львовна врач, так что… Главное, чтобы она до них добралась. А на поезде она доедет до Бонна лишь через несколько часов, значит, спешить не стоит. Да и вообще… куда спешить? Позвоню Алле, и тогда все, а пока прогуляюсь по Амстердаму, я так его люблю. И он поехал в город. Но ничего, кроме отвращения, не ощутил. За те пять лет, что он тут не был, заметно прибавилось эмигрантов с востока и юга, а с ними и грязи, раздраженно думал он. Интересно все же, почему она сбежала? Ведь ей было хорошо со мной, так же волшебно хорошо, как и мне с ней…

Почему же тогда? И тут вдруг на глаза ему попалась уже знакомая реклама духов «Земляника». И он расхохотался с огромным облегчением. Все проще простого! Вчера она устала, напилась, впала в истерику, потом провела безумную и бессонную ночь.

Совершенно естественно, что наутро она выглядела кошмарно и не пожелала в таком виде показаться мне на глаза! Ну конечно! Все элементарно. Тогда зачем такая мелодраматическая записка? Она не протрезвела от любви и виски, а утром еще добавила. И уверена, что после этой ночи, после всего сказанного в эту ночь, я ее найду, примчусь за ней, а она к тому времени приведет в порядок свои мысли, чувства и, главное, лицо. И все у нас будет прекрасно, ну, может, она поломается немножко, а потом сдастся. Я на ней женюсь. Увезу ее от этого дурацкого Гриши с его камерным вокалом. И от седовласого жмота, который только на пять розочек раскошелился да на мороженое в уличном кафе. А может, и еще от кого-то, кого я не знаю… Опыт у нее, судя по всему, богатый… Видимо, много мужиков было… Нет, об этом я думать не буду, в конце концов, меня она считала мертвым… Говорят, кстати, такие браки бывают счастливыми — когда люди встречают свою былую любовь на закате… Да какой там закат? Хотя, наверное, все-таки уже закат, если так безумно потянуло к прошлой любви…

Ничего, пусть придет в себя, выспится, а завтра утром я явлюсь к ней, она же не знает, что мне известно, где она живет. Приду и просто позвоню в дверь! Чтобы у нее не было времени на всякие дурацкие метания. Приду и скажу: Ника, я люблю тебя, будь моей женой… Он прекрасно умел успокаивать себя, а как же иначе? И вот уже Амстердам вновь явился ему во всей своей прелести. Погуляю еще немного, потом пообедаю и не спеша поеду в Бонн, а завтра с самого утра — к Нике. И он продолжал бродить по городу, потом ему в голову пришла забавная мысль: эх, уж если терять свободу, то красиво. Он вспомнил какой-то фильм, кажется с Джулией Роберте, где героиня считала себя брошенной и несчастной, а герой, богатый и красивый, Ричард Гир, явился к ней с букетом… А я явлюсь еще и с кольцом, можно счесть его обручальным. Вот сейчас зайду и куплю ей кольцо, у нее такие тонкие пальчики, а колечко скромненькое, с гранатом. А я куплю ей с изумрудом, она же любит зеленое. И глаза ее вспыхнут от радости… Черт побери, это все так избито и пошло, но в этом-то и прелесть… Кажется, Ремарк писал, что все избитое и пошлое стало таким именно потому, что безотказно действует на людей. Дословно он эту цитату не помнил, но за точность мысли мог поручиться.