Лайза Аппиньянези - Память и желание. Книга 2

Ей приснилось тело, распоротое клинком от груди до низа живота. Ее собственное тело. Из раны сочилась кровь. Потом откуда-то появился юноша. Она видела его впервые. Юноша был обнажен, между бедер у него покачивался гигантский пенис, медленно двигавшийся к разверстой ране. Нет! – выкрикнуло рассеченное тело, ее собственное тело. Катрин смотрела юноше в лицо, и вдруг оно переменилось. Это было лицо матери, искаженное зловещей ухмылкой.

– Кэт, Кэт, просыпайся. Что это ты разоспалась?

Катрин открыла глаза.

– Лео? – пролепетала она. – Лео!

Она прильнула к брату, крепко сжала его в объятиях.

Лео несколько растерянно ответил на объятия.

– Кэт, что это ты здесь делаешь?

Он находился в явном недоумении. В двадцать один год Лео Жардин был высоким, широкоплечим юношей с густыми золотистыми волосами, синими, как море, глазами, уверенными, немного медлительными манерами. Многие студентки заглядывались на этого красавца и мечтательно вздыхали. Лео очень любил свою сестренку, но к родственному чувству всегда примешивалась тревога. Вот и сейчас он смотрел на Катрин с явным беспокойством.

– Я убежала, – просто сказала она. – У меня не было другого выхода. Деваться мне некуда – только к тебе.

– Но, Кэт, нельзя просто взять и убежать. Мама и папа сойдут с ума от волнения.

– У меня не было выхода, – повторила Катрин.

Она внимательно смотрела на брата, чувствуя, что он не воспринимает ее поступок всерьез.

– Лео, она непременно что-нибудь со мной сделала бы. Я знаю. Она хочет моей смерти.

В ее голосе не было эмоций, лишь холодная констатация фактов. Катрин спросила себя, не преувеличивает ли она, и сама же ответила: нет, все это правда, хотя раньше она и не формулировала свои опасения столь четко.

Лео отстранился, принялся расхаживать по комнате.

– Кэт, ты преувеличиваешь. Я знаю, что мама иногда выходит из себя, даже бьет тебя, но это уж чересчур…

Собственные слова казались ему неубедительными. В голосе Катрин была неподдельная искренность, глубоко укоренившаяся горечь. Страшно было подумать, что пережила эта девочка. Лео не хотел вдумываться в смысл ее слов. Так было всегда. Всякий раз, когда он видел, как непозволительно грубо мать обращается с Катрин, он отказывался верить своим глазам. Ему все казалось, что это какие-то случайные эпизоды – с ним Сильви вела себя совершенно иначе. Лео нежно относился к сестре, считал своим долгом защищать ее, однако становиться судьей собственной матери считал себя не вправе. Он остановился и взглянул на Катрин.

– Я хочу жить здесь, с тобой, – сказала она. – Я не буду тебе мешать. Поступлю в школу, буду делать уборку. Здесь ведь, наверное, есть школа где-нибудь поблизости?

Она сбивчиво начала излагать ему свой план.

– Но, Кэт, это невозможно. Ты сама должна понимать. Здесь живут двое студентов, кто будет заботиться о тебе? Да и мои соседи с этим никогда не согласятся, – добавил Лео. – Вот что. Ложись-ка ты спать, а я пристроюсь внизу, на диване. Утром же мы позвоним папе и что-нибудь придумаем.

– Нет! – воскликнула Катрин. – Я туда не вернусь.

Она смотрела на брата, на лице ее читались испуг и разочарование.

– Если я тебе не нужна, я найду другое пристанище. Я уже не ребенок.

– Нет, Кэт, ты еще ребенок. – Он нежно улыбнулся. – Утром мы обо всем поговорим с папой. Все утрясется.

Точно так же утешал ее отец. Погладить по головке, сказать несколько ободряющих слов – и все будет в порядке.

– Его сейчас нет в Нью-Йорке, – сказала Катрин и, помолчав, добавила: – Я ее боюсь. Неужели ты не понимаешь?

Она смотрела ему прямо в глаза. Лео почувствовал, как по спине у него бегут мурашки.

– Позволь мне хотя бы провести здесь несколько дней. Не звони ей. Я что-нибудь придумаю, – умоляюще произнесла Катрин.

– Ладно, утро вечера мудренее. – Лео поцеловал ее в лоб. – Уже поздно. Ведь я разбудил тебя своим приходом. Утром все будет выглядеть иначе. Договорились?

Он постарался улыбнуться ей как можно увереннее.

Холодный, серый свет, проникая сквозь щель между шторами, лился в комнату. Катрин проснулась после тревожного сна, недоуменно огляделась по сторонам. Потом вспомнила все, что произошло накануне, и выскочила из постели. Она ощутила странную ломоту в пояснице, потом ей вдруг показалось, что трусы (на ночь она не снимала нижнее белье) сыроваты. Катрин опустила взгляд и увидела на ляжках запекшуюся кровь. Господи, простонала она. Этого еще не хватало. Такой неподходящий момент! Она сердито сдернула с дивана испачканную простыню и швырнула ее в угол. Ей было одновременно и стыдно, и досадно. Надо же было менструации прийти именно сегодня. Антония, с которой это произошло раньше, называла месячные «проклятьем». Правда, говорила об этом «проклятье» она весело и даже с гордостью. «Это наказание женщине за ее грехи. Каждый месяц как часы. Напоминает и предостерегает», – разглагольствовала подруга.