Сандра Мартон - В то давно минувшее лето...

Когда старик открыл дверцу вертолета и улыбнулся ей во весь рот, Уитни уже справилась с волнением и улыбалась.

– Aloha, мисси, – сказал он. – Рад, что вы вернулись.

– Приятно вернуться домой, – ответила она и, несмотря на все дурные предчувствия, поняла, что это – правда.

Даже после всего это был ее родной дом.

Пока они ехали по ухабистой дороге, ведущей к главной усадьбе, Кичиро рассказал, что отец очень сожалел, но в последний момент его вызвали по неотложному делу. Он просил передать, что вернется, как только сможет, но надеется успеть к обеду. Уитни протянула руку и коснулась плеча старика.

– Все в порядке, – сказала она. – Я и не ожидала, что он меня встретит.

Хотя это было не совсем правдой. Конечно, она не ждала, что ее будет встречать целая делегация, но, в конце концов, она тут по просьбе отца.

В данной ситуации это могло свидетельствовать о…

– Кичиро, с Дж. Т. все в порядке? Старик взглянул на нее.

– Что вы хотите сказать, мисси? Уитни прикоснулась к его руке.

– Если он болен…

Он посмотрел, но во взгляде его миндалевидных глаз нельзя было ничего прочесть.

– Нет, он не болен.

У нее гора свалилась с плеч.

– Уфф! Я не знаю, почему я не подумала об этом раньше, но…

– Обеспокоен, может быть, но не болен. Уитни нахмурилась.

– Обеспокоен? Чем?

– Лучше пусть он сам вам скажет, мисси.

– Скажет мне о чем? Что за тайна?

– Никакая не тайна. – Кичиро уставился прямо перед собой.

– Так что же? Ой, не может быть… – Уитни внезапно наклонилась вперед, рукой заслонив глаза от солнца. – Кичиро, что это?

Старик не отводил взгляда от дороги.

– Забор.

Она улыбнулась.

– Я вижу. Но почему он здесь? Кичиро с шумом выдохнул.

– Дома, – выплюнул он слово, как будто оно было ядовитым.

Уитни пристально посмотрела на него.

– Дома? Дж. Т. строит дома на своем ранчо? Кичиро смущенно заерзал на сиденье.

– Кое-кто еще. Уитни сощурилась.

– О чем ты говоришь, Кичиро? Кто еще может строить на земле, которая является собственностью Тернеров?

Последовала долгая пауза.

– Спросите Дж. Т., – произнес он наконец, и по тому, как решительно сжались его губы, Уитни поняла, что больше она от него ничего не добьется.

«Дома, – она чуть не свернула шею, оглядываясь на забор. – Дома на земле Тернеров! Невозможно!»

Сначала ей показалось, что главная усадьба совершенно не изменилась. В доме было прохладно и просторно, на каждом подоконнике росли экзотические растения из коллекции отца. Но потом она поняла, что слуг стало меньше: открывшая парадную дверь экономка явно исполняла еще и обязанности повара – на ее пышной груди остался след от муки.

– Ваш багаж принесут позднее, мисс. Боюсь, что сейчас некому.

Уитни пожала плечами.

– Тут всего один чемодан, – сказала она. – Я сама отнесу его наверх.

Уитни поднялась в свою спальню, и время как будто повернуло вспять.

Здесь все было так, как она оставила когда-то, вплоть до моментальных фотографий, вставленных за раму зеркала, и разбросанных по постели вместе с подушками плюшевых зверей. Сначала это ее удивило – Дж. Т. не свойственна сентиментальность. Она полагала, что он давным-давно велел освободить комнату от напоминаний о ее детстве. Но возможно, он и не был тут со времени ее отъезда. Дом был полностью отдан в распоряжение экономки и слуг, и, пока в нем поддерживали чистоту и порядок, отец не проявлял к нему интереса.

Уитни медленно, прошлась по комнате, коснулась спинки стула, придвинутого к трюмо, улыбнулась при виде поблекшего букетика для корсажа, брошенного на зеркальное стекло столика, и остановилась перед трюмо. Как много воспоминаний, как много фотографий, некоторые из них совсем выгорели за эти годы.

Вот фотография ее матери, она про нее совсем забыла. Мать держала на руках крошечную Уитни и улыбалась в объектив, но в глазах уже притаилась болезнь, вскоре ее унесшая.

А вот фотография Налани, доброй tutu, которая прожила на Гавайях так долго, что все забыли ее имя и звали просто бабушкой. Потом Дж. Т. решил, что настало время пригласить к его дочери настоящую европейскую гувернантку. Она улыбнулась, протянув руку к следующему фото. Сколько же ей было тогда лет? Пять? Платиновые волосы зачесаны вверх, и темно-синие глаза горят от гордости за свой первый в жизни «конский хвост».

Ее взгляд упал на последний снимок. «Энди, это Энди! Откуда здесь эта фотография? Я ведь сожгла все до последней фотографии, сожгла, а пепел выбросила в море».