Эмма Дарси: Женщина в сером костюме

— Нет! Не уходите! — Он ринулся к ней и схватил за руки. — Я не могу вас так отпустить. Я не отпущу вас! Энн…

У нее бешено стучало сердце. Она была убеждена, что нужна ему, но она не поступится своими убеждениями.

— Мэтт, отныне меня зовут Энджел. Энджел Кармоди. И я больше не иду на компромиссы. Конечно, сейчас вы можете удержать меня силой. Но это ничего не изменит. Я не выйду за вас замуж.

Она замерла, ожидая решения своей судьбы.

— Ну почему надо быть такой непреклонной?

Филдинг тяжело дышал. Его пальцы сжались, потом расслабились, опять сжались, и затем он ее отпустил.

— Вы с первого дня делали мне все назло, — горько сказал он. — Жил же я без вас раньше — проживу и дальше. Если вы решили уйти — уходите. Пусть мы больше никогда не увидимся; мне уже все равно.

Никогда… Это слово оглушило Энн. Ноги у нее подкосились. Никогда его больше не видеть… не сидеть рядом… никогда не побывать в его объятиях…

Зачем я обрекаю себя на такую муку… Может быть, женившись, он полюбит меня… А если нет… если он всегда будет думать только о себе…

Энн посмотрела Филдингу в лицо. Оно выражало только оскорбленное самолюбие.

В последний раз она посмотрела ему в глаза — неужели нет никакой надежды на счастье? Но у него в глазах любви не было — только обида и отчуждение.

— Простите, — прошептала Энн. Ей было трудно говорить. Горло и все тело сковала боль. — Я люблю вас. Но жить с вами, Мэтт, зная, что вы меня не любите, я не могу.

Она даже не представляла себе, что может быть так трудно совершать простые действия. Однако она сумела повернуться, открыть дверь, сделать один шаг, потом второй и уйти — уйти из его жизни.

Энджел твердо решила не сожалеть о прошлом и с головой окунулась в осуществление своих новых планов. Первым делом она встретилась с агентом своей матери, который был очень рад ее видеть и с восторгом приветствовал ее решение стать певицей.

Однако одно дело — самому восторгаться по этому поводу (Шантенель таскала своего агента на школьные концерты, где пела Энджел, и он был высокого мнения о способностях девушки), и совсем другое — убедить широкую публику в том, что перед ними — новая звезда. Для этого потребуется продуманная рекламная кампания.

Конечно, для дочери Шантенели будет открыт доступ на сцену и гарантировано расположение критиков, но ей еще предстоит доказать, что она достойна своей матери. И Энджел собиралась посвятить себя этой задаче. Ее мать хотела, чтобы она стала певицей, готовила ее к этой карьере, и Энджел теперь была исполнена решимости выполнить волю матери.

Они долго сидели с агентом за столиком, обсуждая различные варианты, приняли рад решений и расстались довольные друг другом. Затем каждый направился по своим делам.

Она поехала в школу балетного искусства, которую посещала по субботам все те годы, что училась в школе, и записалась в классы балета, современного танца и пластики. Затем купила видеокассету с записью современных танцев, несколько пар трико для репетиций и букет весенних цветов. После этого она отправилась домой, дав себе слово оптимистически смотреть на свое будущее.

Если она не станет первоклассной певицей — что ж, найдет себе другое интересное занятие. Ее мать всегда говорила, что жизнь предоставляет человеку бесчисленные возможности и, даже если ему не дано перепробовать все варианты, надо испытать себя хотя бы в нескольких. До сих пор Энн позволяла себе только маленькие, безопасные приключения в выборе одежды и поездках в отпуск за границу, но теперь она будет делать все, что взбредет в голову.

Она приготовила себе легкий ужин — есть что-то не хотелось. Посмотрела по телевизору последние известия. Долго с наслаждением стояла под душем, потом натянула новое черное трико и повязала его алым поясом. Она решила, что отгонять мысли о Мэтте лучше всего физическими нагрузками. Если она будет упражняться до полного изнеможения, то ей наверняка не грозит бессонница.

Энн сдвинула к стене мебель в гостиной, вставила в видеомагнитофон кассету с танцевальными упражнениями, включила его и принялась танцевать. И вдруг, как раз когда ее мышцы начали протестовать против непривычной нагрузки, раздался звонок в дверь. Энн уменьшила звук — может, соседи пришли жаловаться на громкую музыку? Потом пошла к двери, проверила цепочку. И приоткрыла дверь.

Через узкую щель она увидела на площадке Мэтта Филдинга; у нее радостно забилось сердце. Но на лице Филдинга было выражение такой мрачной решимости, что ее радость угасла: он, видимо, пришел продолжить начатый утром спор. Однако своими первыми же словами он опроверг это предположение: