Вирджиния Эндрюс: Свет в ночи

Я постучала в комнату сестры, подождала и, так как она не ответила, вошла. Жизель выглядела точно так, как ее описала Венди, – все еще под одеялом, глаза закрыты. Я подошла к окну и выглянула. Комната Жизель выходила на улицу. Булыжник тротуаров блестел под утренним солнцем, машин было мало. Вдоль нашей высокой ограды расцвели азалии, желтые и красные розы, гибискус, создавая захватывающую дух цветовую гамму. Неважно, как долго я прожила в этом особняке в Садовом районе – знаменитом квартале Нового Орлеана, – я все так же восхищалась его домами и ландшафтами.

– Какой прекрасный день, – заговорила я. – Подумай обо всех замечательных вещах, что мы увидим во время поездки.

– Это скучное путешествие. Я уже была в Батон-Руже, – отозвалась сестра. – Мы увидим страшные нефтеперегонные заводы, извергающие дым.

– О, мой Бог! Она жива! – воскликнула я, всплеснув руками. – Хвала небесам. Мы все думали, что этой ночью ты отошла в мир иной.

– Ты хочешь сказать, вам бы всем этого хотелось, – сердито проворчала Жизель, но осталась лежать. Вместо того чтобы сесть в кровати, она повернулась и зарылась головой в большую пухлую подушку, вытянула руки вдоль тела и надулась.

– Я думала, что ты наконец согласилась ехать и не будешь устраивать шума, раз уж ты можешь взять с собой все, что хочешь, – снова терпеливо начала я.

– Я только сказала, что сдаюсь. Я не говорила, что согласна ехать.

– Мы с тобой просматривали буклет. Ты признала, что место выглядит красивым, – напомнила я. Жизель сощурившись посмотрела на меня.

– Как ты можешь так легко… соглашаться? Знаешь ли, ведь тебе придется оставить здесь Бо, – заметила Жизель. – А когда нет кота в дому, мыши ходят по столу.

Когда я впервые сказала Бо о нашем отъезде в «Гринвуд», он воспринял это очень тяжело. Нам и так нелегко приходилось, так как мы продолжали встречаться. С тех пор, как Дафна обнаружила, что я тайком рисую Бо, нам пришлось скрывать наш роман. Он позировал мне обнаженным. Мачеха нашла рисунок и обо всем рассказала его родителям. Бо сурово наказали, а нам запретили видеться наедине. Но шло время, и постепенно его родители смягчились, к тому же Бо пообещал ухаживать и за другими девушками. На самом деле он этого не делал, и, даже если Бо приходил с кем-нибудь на танцы или ездил с кем-то на прогулку в своей спортивной машине, он все равно возвращался ко мне.

– Бо пообещал приезжать так часто, как только сможет.

– Но он не давал обещания стать монахом, – быстро проговорила Жизель. – Я знаю с полдюжины девочек, готовых запустить в него коготки. Для начала Клодин и Антуанетта, – радостно выпалила она.

В нашей школе Бо был самым популярным мальчиком, красивым, словно звезда мыльной оперы. Стоило ему только взглянуть на девочку своими голубыми глазами и улыбнуться, как ее сердце принималось настолько бешено стучать, что она тут же начинала задыхаться и говорила или делала какую-нибудь глупость. Бо, высокому и хорошо сложенному, одной из школьных звезд футбола, я отдала всю себя, а он поклялся в своей глубокой любви ко мне.

До моего появления в Новом Орлеане Бо Андрис был приятелем Жизель, но ей нравилось дразнить и мучить его, флиртуя и встречаясь с другими. Она так и не поняла, насколько чувствительным и серьезным может быть этот парень. Для нее, в любом случае, все мальчишки были одинаковыми. Жизель смотрела на них, как на игрушки, не стоящие ни доверия, ни верности. Авария не умерила ее пыл. До сих пор, встречаясь с молодым человеком, она не могла не изводить его – сестра либо поводила плечиком, либо шепотом обещала сделать нечто непристойное, когда они окажутся наедине.

– Я не держу Бо на поводке, – ответила я. – Он может делать, что ему угодно и когда угодно, – добавила я так небрежно, что у Жизель округлились глаза. Разочарование затопило ее лицо.

– На самом деле ты так не думаешь, – стояла она на своем.

– Да и он меня к себе не привязывает. Если недолгая разлука послужит поводом для того, чтобы Бо нашел другую, которая ему понравится больше, значит, это бы произошло в любом случае.

– Ах, вечно ты со своей верой в Судьбу. Я полагаю, ты скажешь мне, что Судьба предопределила мне оставаться калекой на всю жизнь, так?

– Нет.

– А что же тогда? – требовательно спросила она.

– Я не хочу говорить плохо о мертвом, – ответила я, – но мы обе прекрасно знаем, чем вы с Мартином занимались в день аварии. Ты не можешь обвинять Судьбу.

Жизель сложила руки на груди и молча кипела от гнева.