Авраам Иехошуа: Любовник

Я опускаю жалюзи и включаю транзистор, по которому передают сейчас песни этого нытика Саруси, медленно собираю портфель, а к тетради по математике не прикасаюсь. Опять скажу, что забыла, уже в четвертый раз за этот месяц. В следующий раз придется найти другую уловку. Пока он молчит, сосунок несчастный. Краснеет, будто это он соврал, а не я. Пока он еще робеет. Еще не освоился, но скоро придет в себя, уже появляются тревожные признаки.

А мамы все нет. Затянулся у них педсовет. Наверняка что-нибудь придумывают на нашу голову.

Тихо. Дом будто вымер. Вдруг телефонный звонок. Я спешу подойти, но папа отвечает еще до того, как я успеваю добежать до телефона. С тех пор как «этот» исчез, мне никогда не удается взять трубку первой: мама или папа срываются сразу — один аппарат стоит постоянно около их кровати.

Я беру трубку второго аппарата, стоящего в рабочей комнате, и слышу, как папа заговаривает с Тали, а она ужасно смущается, услышав его сонный голос. Я немедленно вклиниваюсь в беседу. Что случилось? Оказывается, она забыла, на какую тему будет контрольная по истории. В сущности, они с Оснат и приходили-то ко мне, чтобы подготовиться к контрольной по истории. И как это мы забыли самое главное? И я тоже. Только я совсем не боюсь истории, это, может быть, единственный предмет, в котором я чувствую себя как рыба в воде. От мамы я унаследовала способность запоминать всякие мелкие и ненужные подробности. Я диктую Тали номера страниц, а она недовольно ворчит, как будто это я учительница истории: «Так много? Что это вдруг? Не может быть».

Потом успокаивается. Начинает шептать мне что-то об Оснат. Вдруг в трубке слышится странный шум, словно тяжелое дыхание. Это папа заснул с трубкой в руках. Тали визжит от восторга, вот истеричка ненормальная.

Я бросаю трубку, бегу к папе, поднимаю трубку с подушки и кладу на место. Если бы у меня была хоть малая толика его способности засыпать!

— Иди спать… — бормочет он вдруг.

— Сейчас… мама еще не пришла.

— Скоро придет, иди спать. Не жди ее. А то по утрам ты совсем дохлая.

Я снова в своей комнате. Начинаю наводить порядок. Убираю следы дневного разгрома; да и все остальное — впечатления, разговоры, смешки — сейчас словно мусор, который я подбираю и бросаю в корзину. Потом принимаюсь за постель, проветриваю ее, нахожу кошелек Оснат и нейлоновый мешочек Тали с тампонами, который она повсюду таскает с собой. Наконец-то комната выглядит прилично. Я гашу верхний свет, зажигаю ночник, беру «Эпоху просвещения» и залезаю с нею под одеяло, начинаю читать, готовиться к контрольной, буквы расплываются, голова тяжелеет, дыхание становится глубже, благословенное мгновение, только бы не упустить его, чудесно, я засыпаю.

И в этот самый момент приходит мама, слышатся ее быстрые шаги по лестнице, — в такое время возвращаются с вечеринки, а не с совещания учителей. Как только открывается дверь, я зову: «Мама?» Она входит в мою комнату, пальто мокрое, под мышкой куча бумаг, лицо серое, утомленное.

— Вы уже спите?

— Я еще нет.

— Что-нибудь случилось?

— Ничего.

— Так спи…

— Мама?

— Не сейчас, ты же видишь, я падаю от усталости.

В последнее время это ее постоянный припев — ужасная усталость. С ней невозможно поговорить, можно подумать, что она вершит дела мирового значения. Вот слышатся ее торопливые шаги по дому, не зажигая верхнего света, она на ходу хватает что-то из холодильника, раздевается в ванной, пытается принять душ, но тотчас же закрывает кран. Я быстро гашу свет, чтобы она не пришла кричать на меня за то, что я вылила всю горячую воду. Она входит в свою темную спальню, папа что-то бормочет. Она отвечает. И они тотчас же замолкают.

Тихая супружеская жизнь…

Последняя лампа в доме потухла. Я закрываю глаза и еще надеюсь. Все молчит. Мысли улеглись, портфель собран, дом заперт, жалюзи опущены. На улице тихо. Все готово ко сну, а может быть, я и правда спала минутку или две, а теперь очнулась и понимаю, что не сплю, что маленький огонек, горящий на дне души, не оставит меня в покое, начинаю вертеться в кровати, и странное возбуждение все больше овладевает мной. Я переворачиваю подушку, меняю положение каждые четверть часа, потом — каждые несколько минут. Проходит час. Светящиеся стрелки сходятся на цифре двенадцать, двигаются дальше. Вставай, бедняжка моя Дафи, опять бессонная ночь, ничего не поделаешь, встань, встряхнись.

Световая дорожка моих бессонных ночей: сначала слабый свет около кровати, потом большой свет в комнате, свет в коридоре, белый свет в кухне и в конце — свет внутри холодильника.