Елена Гайворонская - Наследство

Тогда Алекс подошел к Надежде, отнял бокал и принялся орать на нее, обзывать последними словами. Она закричала в ответ, что ненавидит его. Как раз в тот момент прекратилась очередная песня, и это «Ненавижу!» прозвучало ужасно громко и отчетливо. Алекс побелел и сильно ударил ее по лицу. Я не выдержал и кинулся к нему, испугавшись, что он ударит ее снова. Это было омерзительно… А Надежда словно остолбенела. Застыла, прижав ладонь к щеке, побелев так, будто сейчас потеряет сознание. В тот момент, когда я поравнялся с ними, она вдруг стала неестественно спокойной и, глядя Алексу прямо в глаза потемневшим взглядом, проговорила с презрительной усмешкой:

– Когда-то я знала одного человека. Он был простым официантом, но был мне дорог, потому что имел честь, душу, принципы, достоинство. Его-то я надеялась увидеть вновь, чтобы порадоваться успеху. Но встретила обыкновенного богатенького подонка, для которого для достижения цели все средства хороши, включая подлость, низость и ложь. Того милого мальчика больше нет. Наверно, он умер.

И, повернувшись, вышла.

Алекса затрясло. Он выпил залпом стакан водки. Я сказал, что он должен оставить Надежду, что после такого она все равно уйдет. И тогда он сказал, что, если это случится, он убьет ее…

Конечно, я не принял это всерьез. Алекс был здорово пьян и обозлен. Помню, я посмотрел на него, и мне подумалось, что Надежда права: прежнего Алекса уже нет, а его место занял другой человек… Как в дурацкой мелодраме…

И однажды Надежда просто исчезла. Так же внезапно, как появилась. Документы остались в сейфе, а сама она как сквозь землю провалилась. Алекс поднял на уши всю полицию, службы спасения. Но безрезультатно. Кто-то надоумил его связаться с российским консульством, и там подтвердили, что накануне к ним обратилась госпожа Кузнецова Надежда Ивановна, потерявшая паспорт. У нее на руках была телеграмма из Москвы, заверенная врачом, о том, что ее дочь, Кузнецова Нина Сергеевна, попала в больницу с острым приступом аппендицита и нуждается в присутствии матери. Из России господин Кузнецов Сергей Анатольевич связался с нашим консульством и настоятельно просил супругу не задерживать. Учитывая крайние обстоятельства, консул счел возможным в срочном порядке выправить г-же Кузнецовой необходимые бумажки и помог улететь в Москву первым же рейсом через VIP.

Вот и все. Как-то Алекс сказал о Надежде, что она как море. Обманчиво-послушна. И что ее не удержать ни деньгами, ни властью. Странно, как он мог сам же забыть это. А я запомнил. – Не знаю почему.

Алекс понесся следом. Он уже не слушал ни меня, ни кого бы то ни было. Я догадывался, что он вернется один. Сказка закончилась, не успев начаться.

Алекс вернулся через два дня. В тот вечер он много пил, но не пьянел. Говорил на редкость мало. Я вытянул из него, что с Надеждой даже переговорить не удалось: та наняла телохранителя из милиции. Зато с ним встретился Сергей Кузнецов. И пригрозил, что если Алекс не оставит их семью в покое, то очень пожалеет… А Алекс ответил, что пожалеть придется им всем…

И когда он рассказывал об этом, то смотрел очень странно. Казалось, его что-то мучит. Он никогда не смотрел так прежде. Раньше он мог смотреть с отчаянием, злобой, ненавистью, печалью… Но тот взгляд таил в себе что-то пугающее. Я не мог объяснить, что именно. И вдруг я подумал, что однажды я смотрел фильм, кажется, он назывался «Мертвец идет». Про убийцу, раскаявшегося перед казнью. Так вот там, когда актера вели на электрический стул, он так смотрел, аж мурашки по коже. Я еще подумал: классно играет! Так вот, тогда я поглядел на Алекса, и меня прошиб озноб. Я потормошил его за плечо, сказал что-то вроде «Плюнь, забудь…». Ну что обычно говорят в таких случаях. Предложил съездить в кабак, развеяться. А он вдруг подскочил и как заорет: «Я должен остановить это!» И помчался в отель. Я уже перестал удивляться его пьяным выходкам и не обратил особого внимания. Может, перебрал… Вижу – возвращается. Бредет как лунатик. Меня будто не видит. Поравнялся и говорит: «Опоздал». «Куда?» – спрашиваю. А он сел прямо на землю и ка-ак треснется башкой о столб, раз, другой. Я ору: «Спятил?!» Он голову поднял: на лбу кровь, губы трясутся, сам белый, как та скатерть. Все, думаю, допился. А он поднялся, обнял меня, словно перед разлукой, и, молча, к выходу. Я кричу: «Подожди, я тебя отвезу!» А он мне рукой покачал, мол, не надо… Я подумал, что шофера возьмет. Он так часто делал, когда перебирал. За руль пьяным никогда не садился… И знаете, что… Ведь ничего я не ощутил в тот момент. Ну, говорят, предчувствия всякие бывают, видения, спазмы… Ни-че-го. А ведь столько лет дружили… Я ведь потом к женщине поехал… И может быть, мы занимались этим в тот самый момент, когда мой лучший друг… Впрочем, вам это неинтересно… – Бармен снова отер взмокший лоб. – Вот, собственно, и все.