Анри Труайя - Анн Предай

Его вопрос прозвучал неожиданно:

– У тебя это надолго?

– Да, – ответила она. – А ты что делаешь?

– Смотрю на тебя и жду.

– Меня ты не дождешься. В понедельник я улетаю в Болонью.

Он вздрогнул и сел, выпрямившись и опустив ноги на пол.

– Что?

– Да, Лоран.

– За каким чертом тебя туда несет?

– Там будет проходить международная ярмарка книг для юношества. У издательства «Гастель» свой стенд. Ну а поскольку наследство мадам Бурьез досталось мне, шеф попросил меня…

Он ее перебил:

– И ты согласилась?

– Конечно! Да и выбора у меня не было.

– На сколько ты уезжаешь?

– Думаю, дней на пять.

– Это невозможно!

– Почему?

– Ты не бросишь меня!

– Перестань, Лоран.

Он вскочил на ноги, зрачки его превратились в два кусочка агата.

– Ты едешь с Марком! – взвизгнул он.

– Какой же ты глупый, – тихо, с улыбкой ответила она. – Я еду с мсье Куртуа.

Он ухмыльнулся:

– Прекрасно! По правде говоря, я предпочел бы знать, что ты едешь с Марком. Выглядит приличнее. По крайней мере, я бы знал, что ты уезжаешь от меня удовольствия ради. Не из-за работы, твоей дрянной работы… Она тебя сожрала! Отравила тебя! Шеф свистнул, и ты тут же к нему побежала. За ним ты рысью по пятам носишься, а меня бросаешь!

Он перевел дыхание, о чем-то подумал, и его лицо стало по-детски мечтательным:

– А что если я с тобой туда отправлюсь? – радостно спросил он.

– Вот об этом не может быть и речи! – возразила Анн.

– Я буду тебя стеснять?

– Чрезвычайно.

Брови Лорана слились в одну густую линию. Неожиданно для нее он заговорил высокопарным слогом, за которым угадывались усмешка и необузданная злость:

– Ах, ну да, шефу это не понравится! Мое присутствие тебя скомпрометирует в его глазах и поставит под сомнение твое будущее!

– Нет, Лоран, – возразила она. – Но ты должен понимать одну простую вещь. Я не могу повсюду таскать тебя, словно свой крест.

– Что-что? А ну повтори!

Она закрыла уши руками. Его вопли ее утомляли. Ей казалось, что ее за лодыжку хватает лающая шавка. Лоран умолк неожиданно, глаза его потухли, словно он понял тщетность всех своих протестов. С плоским, ничего не выражающим, как газета, лицом он стоял перед нею и переминался с ноги на ногу. После несколько затянувшейся паузы она услышала:

– Если ты туда поедешь, Анн, то больше меня не увидишь.

В ответ она только пожала плечами. Лоран развернулся и вышел из комнаты.

Еще какое-то время Анн с лихорадочным остервенением наводила порядок в бумагах, не понимая, как навести его в собственной жизни. Нечто похожее на угрызения совести заставило ее вернуться в комнату, но Лорана там уже не было. Демонстрируя характер, он окопался в задней комнатке. Там она его и нашла – он спал, отвернувшись к стене. В его руке были зажаты таблетки. Что-то чересчур часто стал он их употреблять, подумала Анн и забрала оставшиеся.

Ну почему все время должна она заниматься другими, заботиться о них, что-то подсказывать, куда-то направлять, в то время как ее проблемами никто и никогда не удосуживается поинтересоваться? Почему она не может так же все бросить? Был бы кто-нибудь, кто смог бы взять ее за руку! С какой бы радостью отказалась она от пресловутого своего характера! Ведь постоянно бросаться на амбразуры ее заставляют близкие ей люди.

Она долго разглядывала покойное во сне полуобнаженное тело, глубокое дыхание которого вторило ритму ее собственного. Затем, осторожно поправив простыню, тихо вышла, вернулась к себе, легла в постель и неожиданно обрадовалась, что оказалась одна.

За иллюминатором проносилась нескончаемая груда непроницаемых серых облаков. Вжавшейся затылком в спинку кресла Анн казалось, что едва они оторвались от земли, она тут же утратила связь с реальностью. Все вокруг было ненастоящим – от воздуха, которым она дышала, до собственной персоны. Вырвавшись из привычной череды сменяющих друг друга дней, перемещаясь в неосязаемом пространстве, она повернулась спиной к тому, кто до сих пор составлял смысл ее существования.

В соседнем кресле мсье Куртуа листал иллюстрированный журнал. На высоте в несколько тысяч метров Анн почувствовала всю абсурдность соседства с человеком, который для нее ровным счетом ничего не значил, а в то же время в далекой комнатке, которую она же и превратила в пустыню, не находил себе места от обиды и злости Лоран. Он не простил Анн ее отъезда. В ночь накануне он занимался с ней любовью с каким-то неистовством, зло и раздраженно, словно, лежа на ней, мстил самому себе за то желание, которое она в нем вызывала. Казалось, ничего не интересовало его, кроме физического удовольствия. Он был не способен ни на одно из чувств, кроме ревности и жажды обладания. Все его существование вертелось вокруг необходимости касаться и обожать. Утром он умолял Анн позвонить ему сразу же по прилету в Болонью. Ребячество какое-то! Нет, она не уступит. Нужно его приучить обходиться без нее, хотя бы время от времени. Иначе жизнь станет невыносимой в этих тесных путах, связавших их обоих.