Кассандра Брук - Со всей любовью

Я думала, он разнесет все вокруг. Я думала, он меня ударит. Тут я расплакалась. Но он только выругал меня и ушел, хлопнув дверью. А напоследок сказал: «Ты трахалась с каждым мужчиной вокруг с того момента, как я с тобой познакомился. Ты только об этом и думаешь. О любви ты и понятия не имеешь. А я знаю, что такое любовь. Прощай!»

Два часа и несколько рюмок спустя я собралась с силами и собрала кое-какие вещи. И позвонила Эстелле. Она обещала, что Хавьер сейчас же пришлет мне машину. Я должна поехать к ней.

Не помню, как я вела машину. Моим глазам требовались «дворники».

Это было позавчера. Сегодня я немного успокоилась. За моим окном простираются мили безмятежности, а Эстелла разговаривала со мной всю ночь. «Все в порядке, моя дорогая, – сказала она. – Сегодня у Луиса выходная ночь. Он же должен иногда видеться с женой, вы согласны? – Она ласково держала меня за руку, и я была ей благодарна. «Пирс просто еще один дурак, – убеждала она. – Он узнает правду. Имейте терпение. И кстати, я поговорила с Хуаном-Карлосом».

Я невольно засмеялась.

Вот так. Что дальше? Не знаю, куда я поеду отсюда. Сейчас я зализываю раны, а попозже позвоню Тому в Мадрид. Ты не против, что я на него опираюсь? Я сейчас нуждаюсь в моих друзьях.

И еще я нуждаюсь в чем-нибудь крепком. И выпью за тебя, моя милая подруга.

Со всей любовью,

Рут.

Какой-то бар Мадрид 9 июля

Моя милая Джейнис!

Я всегда находил Пирса занудой в твердом уме и памяти – и внезапно он стал обаятельно помешанным. Правду сказать, крыша у него съехала набекрень. Сегодня с утра пораньше раздался апоплексический телефонный звонок: я обвинялся в распространении клеветнических измышлений о его плюшечке. Не то чтобы он описал ее такими словами – у него выходило что-то вроде Пресвятой Девы, вновь посетившей грешную землю. Он еле выговаривал слова, до того его душила ярость. Рут такая же дрянь, как и я, неистовствовал он; мы оба – разгребатели грязи, декаденты, извращенные до мозга костей, слишком циничные, чтобы разглядеть добродетель и высокую порядочность, когда она перед нами; нам следовало бы постыдиться и т. д. и т. д.

Это было уже чересчур. А потому, когда он умолк, переводя дух, я сказал ему правду и посоветовал, если он мне не верит, пойти и самому поговорить с девочкой напрямую.

Наступило грозовое молчание, потом он положил трубку. Надеюсь, он не застрелится: жатва смерти в этом посольстве уже далеко превысила ежегодную норму. А теперь, конечно, тебе хочется узнать, в чем правда? С чего же мне начать эту историйку? Я рассказывал тебе по телефону о том, как Рут поупражнялась в сводничестве с помощью моего друга в КШТ, который играет Вальмона. (Помнишь его? Еще бы, черт дери!)

Ну, все получилось. Будучи завзятым сплетником, я отправился выпить с ним у него в уборной и со всем тактом, которым славлюсь, навел справки о милой курочке Пирса. «Очень религиозна, как я слышал». Он стал само удивление. «Не могу сказать, что мы много беседовали о Боге, – сказал он, – хотя нам было дано познать довольно много других тайн. Но, пожалуй, «тайны» не то слово, – продолжал он. – Девочке, возможно, всего двадцать, но она потягается с любой сайгонской проституткой».

(Как много они путешествуют, эти актеры! Культура поистине чудесная вещь).

Видимо, она нисколько не прячет свою личную жизнь. Девочка сбежала сюда от огнедышащих родителей-евангелистов (откуда и имя Ангель), чтобы хорошо проводить время. Она даже ведет счет – «Вальмон» был ее тринадцатым за шесть месяцев, которые она прожила тут. Я посочувствовал: тринадцать ведь несчастливое число, но он как будто слегка надулся; видимо, счел, что его сноровку недооценили, и пожалел, что вместо этого не примерился к Рут.

Тайной остается, что девочка нашла в Пирсе. Я знаю, ты часто говоришь, какой он сексуальный. Быть может, с ее стороны это была просто попытка взять верх над сексуальностью, посмотреть, сумеет ли она уложить главу миссии в миссионерскую позу. Если так, она потерпела неудачу.

Ну вот, теперь ты в курсе. А я остался, дивясь и недоумевая, почему некоторым мужчинам обязательно надо идеализировать женщин, консервировать их в чистоте и невинности. Надеюсь, с тобой я этого не проделываю: в чистоте и невинности я не слишком осведомлен.

Как бы то ни было, я позвонил Рут – весьма благоразумно ударившейся в бега – и доложил. И знаешь? Ей стало жалко Пирса. Любовь женщины может быть до невыносимости великолепной. Как насчет твоей?