Барбара Делински - Поворот судьбы

– Привет. Как дела?

– Прекрасно. – Рейчел улыбнулась. Щеки по-прежнему пылали. Прижимая к себе набитую бельем сумку, она оглядела ряд стиральных машин. – Ну вот, – сказала она, увидев две свободные. Еще раз улыбнувшись Джеку, она направилась к ним.

Сердце Джека гулко забилось. Непонятно почему. Он подошел к Рейчел и оперся на стиральную машину.

– Рококо и классицизм, – напомнил он.

В ответ Рейчел пробормотала что-то невнятное. Пунцовая от смущения, она запихивала в машину грязное белье. С минуту он глядел на нее, потом сказал:

– А мое белье сушится.

Никогда еще он так глупо не ухаживал за девушками. Но не мог же он сказать, что она запихивает в машину красное белье вместе с белым. Не мог спросить, что было красным – рубашка, лифчик или трусики. Не мог даже смотреть на эти вещи, потому что это бы ее оскорбило. К тому же он не мог оторвать взгляда от ее глаз. Они были светло-карие с золотыми искорками. Ласковее глаз он никогда не видал.

– Вы ассистент Обермейера, – сказала она, загрузив вторую машину. – Хотите стать преподавателем?

– Нет. Я архитектор.

Она улыбнулась:

– Правда?

– Правда, – ответил он и тоже улыбнулся.

– А что вам хотелось бы строить? – спросила она с неподдельным интересом.

– Для начала дома. Я родом из захолустного городка, где все дома похожи на коробки. По дороге в школу я проходил мимо этих домишек, а на уроках рисовал, пытаясь на бумаге превратить их в нечто пристойное.

– Я тоже любила рисовать, – призналась она слегка смущенно.

Джеку нравилось ее смущение.

– Где это было?

– В Чикаго, потом в Атланте, потом в Нью-Йорке. Моя семья постоянно кочует с места на место. Отец покупает запущенные предприятия и модернизирует их. А потом он их продает, и мы переезжаем. А вы откуда?

– Из Орегона. Я уверен, что названия моего родного городка вы никогда не слыхали. Его даже нет на карте. А что вы рисовали?

– О, людей, птиц, рыб, зверей – все, что движется.

– И вы все еще увлекаетесь этим?

– Мне хотелось бы думать, что это больше чем увлечение. Я собираюсь зарабатывать этим на жизнь.

– И подрабатывать или не подрабатывать?

Она обхватила себя за плечи. Спокойно, немного грустно она сказала:

– Мне повезло: бизнес моих родителей по-прежнему процветает. Они считают, что я сошла с ума – только сумасшедший может изучать искусство. Искусство не бизнес. Они хотят, чтобы я вернулась в город, носила платья от модных дизайнеров и импортные туфли. – Она перевела дыхание. – У вас есть братья или сестры?

– Пять братьев и сестра, – ответил он.

– Значит, всего шесть. – Ее глаза зажглись. – Вот здорово. А я одна.

– Потому-то вы и думаете, что это здорово. За десять лет моя мать родила семерых, а мы с родителями жили в доме с тремя спальнями. Все остальные там и остались. Я единственный вырвался.

– Правда? Как вам это удалось?

– Школа. Потом работа и учеба. Отчаяние. Я должен был уехать. Я не ладил со своей семьей.

– Почему? – спросила она.

– Им все не нравилось. Они вечно все критиковали, чтобы не показать, что им чего-то не хватает. Но им не хватало одного – амбиций. Мой отец мог бы заниматься чем угодно, он способный человек, но он застрял на фабрике по переработке картофеля и никогда даже не помышлял о том, чтобы уйти. Мой брат будет точно таким же, тот же нерастраченный потенциал. Окончив колледж, я как бы возвысился над ними. Они никогда мне этого не простят.

– Значит, вы не слишком часто ездите домой?

– Нет. А вы? В Нью-Йорк?

Она наморщила нос.

– Я не городской человек.

– А что вам нравится больше всего в Тусоне?

– Пустыня, – ответила она. – А вам?

– Горы Санта-Каталина.

И снова ее глаза зажглись, они были скорее золотистые, чем карие.

– Вы катаетесь на велосипеде? – Когда он утвердительно кивнул, она сказала: – Я тоже.

Они болтали без умолку, пока вещи Рейчел не стали чистыми, сухими и выглаженными. Когда они с нагруженными сумками вышли наконец из прачечной, Джек знал о Рейчел в три раза больше, чем о Селесте.

Восприняв это как указание к действию, он на следующий день порвал с Селестой, позвонил Рейчел и пригласил ее на пиццу. Они встретились там же, где расстались вчера – у входа в прачечную.

Джек был заинтригован. Он никогда не отличался словоохотливостью. Он не любил открывать свои мысли и взгляды, но в Рейчел было что-то такое, из-за чего он чувствовал, что с ней это можно. Она была доброй. Участливой. Умной. Она была такой же одиночкой, как и он, и тоже была удивлена, что откровенничает с абсолютно чужим человеком, но ни он, ни она при этом не испытывали неловкости. Он инстинктивно ей доверял. Похоже, она доверяла ему не меньше.