Ли Райкер - Полюбить ковбоя

Отец Небесный, мы с замиранием сердца вспоминаем о тех благах, которые Ты своей милостью ниспослал нам. Мы просим Тебя не оставлять нас на родео и молимся, чтобы Ты направил нас на арене жизни. Мы не просим особой благодати; мы не просим избавить нас от копыт норовистой лошади или сделать так, чтобы мы всегда брали барьер. Мы не просим, чтобы во время круглосуточного родео нам всегда попадался покладистый бык. Но помоги нам, Всевышний, прожить нашу жизнь так, чтобы, когда мы совершим свой последний и неизбежный скачок в ту страну, где сочная зеленая трава высотой до стремени, где вода глубокая, холодная и чистая, Ты, Высший Судия, сказал бы, что все наши долги оплачены сполна. Аминь.

На свете были только три песни, которые могли бы растрогать Эрин Броди Синклер: «Доброе старое время», потому что в большинстве случаев она встречала Новый год в одиночестве; «Мой странный возлюбленный», потому что у нее за ее тридцать три года был только один незабываемый роман; и та песня, которую сейчас исполняла ее свекровь.

Но ты вернешься, когда летняя трава начнет желтеть…

Из гостиной доносились сладостно-нежные звуки фортепиано. Мег закончила субботние дневные занятия, последний пианист из местных подающих надежды ушел домой, и теперь ее пальцы свободно порхали по клавишам.

«Малыш Денни» неизменно вызывал у Эрин поток слез – и причиной тому была не столько песня, сколько ее герой – мальчик. Мужчина, поправила она себя, хотя трудно было представить Денни взрослым. Возможно, его мать, играя свою любимую пьесу, тоже вспоминала того очаровательного ребенка, каким когда-то был ее сын.

Эрин резала лук для ужина. По ее щекам катились слезы. Конечно же, это лук виноват в том, что она плачет, только лук и больше никто и ничто. Разрезав ножом очередную большую головку лука, она взглянула на кухонный стол, который Денни сделал в школьной столярной мастерской для Мег ко Дню матери – это был добротный стол с устойчивыми прямыми ножками и напоминал крепко сбитую фигуру Денни. Если Денни прикладывал к чему-нибудь руки и голову, он почти всегда достигал совершенства, это относилось и к профессии, которую он выбрал, не посчитавшись с мнением Эрин. А когда Денни нежно прикасался к ней…

– Эй, мам! – Через открытое окно вместе с теплым июньским ветерком ворвался детский голосок.

Сквозь стекло Эрин видела, что ее семилетний сын Тим несется по двору ранчо на новеньком красном велосипеде.

Она купила велосипед, чтобы хоть как-то отвлечь его от мечты о собственной лошади. Эрин заявила, что у них нет возможности заводить еще животных и ухаживать за ними, и к тому же это сейчас не по карману. Но истинная причина была в том, что увлечение верховой ездой, по ее мнению, могло иметь опасные последствия.

За спиной у Тима на некотором расстоянии возвышались Скалистые горы, которые бросали тень на Парадиз-Вэлли, а розовое солнце на западе опускалось за острые вершины. Этот чудесный вид полностью завладел вниманием Эрин, как это бывало много раз на протяжении всей ее жизни. Ничто иное в мире, кроме этой унаследованной ею земли и этого дома, не действовало на нее так успокаивающе. Но в следующее мгновение она внезапно осознала происходящее. Тимми мчался, приняв классическую позу ковбоя с занесенной над головой рукой.

– Мама! Посмотри на меня!

– Возьмись за руль обеими руками, или не получишь пирог с самбуком, – высунувшись из окна, приказала ему Эрин.

Фруктовое лакомство остывало рядом на дубовом буфете, покрытом голубой льняной дорожкой, подобранной в тон кухонным занавескам. Мег накрыла обеденный стол еще до того, как пошла музицировать, и ее четыре старые, но горячо любимые керамические тарелки, украшенные белым рисунком по синему кобальту, сияли как зеркала, каждая на своем месте. Запах жареного мяса щекотал Эрин ноздри. На другой горелке медленно кипела молодая картошка. Но ни дразнящие ароматы, ни домашняя обстановка не могли прогнать ее воспоминания и ее страхи. Перед ней вдруг предстали сотни пыльных арен, она услышала рев толпы и громкий голос диктора.

А вот один из самых знаменитых участников родео!

Эрин представила себе, как распахиваются ворота и оттуда вырываются свирепые быки весом в две тысячи фунтов. Сердце Эрин бешено застучало.