Джил Мансел - Все кувырком

– Почему бы тебе не переодеться во что-нибудь менее… официальное? – Дженни, одетая в белые шорты и бледно-желтую футболку, налила в чашки кофе. – Где твой чемодан, в машине?

Максин, быстро расправившись с первым щедро намазанным маслом тостом, наклонилась за следующим.

– Ни денег, ни чемодана, – сказала она, пожимая плечами, – ничего нет. Тебе придется одолжить мне что-нибудь из своего.

Дженни всю неделю ждала этого воскресенья, надеясь побить баклуши вволю. Как следует выспаться, думала она, а потом долгие часы не делать абсолютно ничего. И вот что она получила вместо этого.

– Ну тогда давай, – сказала она, пока Максин насыпала в кофе три полные ложки сахара и отгоняла заинтересовавшуюся осу, – поведай мне, что случилось. И помни: ради этого ты вытащила меня из постели, так что рассказ должен быть по крайней мере увлекательным.

Десятью минутами позже она могла с уверенностью заявить, что он оказался интересным. Возможно, три года в театральном институте и не помогли Максин сделать карьеру кинозвезды, но рассказывать истории она научилась. Описывая события предыдущего вечера, она задействовала руки, брови и даже босые ноги.

– … и вот через час нас ждут на этой костюмированной вечеринке, а чертов Морис просто забыл сказать мне об этом. Будучи Морисом, он позвонил своей мамочке, и она примчалась как молния со своим старым свадебным платьем, зажатым в морщинистой руке. Это «Скьяпарелли», можешь себе представить? В конце концов мы притащились на эту несчастную вечеринку в качестве дерьмового жениха с невестой, и все просто попадали от смеха, потому что даже представить, что мы отважимся на это, было смешно до колик. И я вдруг поняла, что они правы – я не хочу прожить остаток жизни, притворяясь заботливой банкирской женой и проводя время с толпой занудных важных шишек. Так что сначала я сказала Морису, что все кончено, а потом сказала важным шишкам и их дурам женам, что я о них думаю. Бедный Морис – для него это оказалось последней каплей. То, что я оскорбила его, он еще мог пережить, но обидеть всех этих деятелей было уже слишком. Дженни, я никогда не видела его в такой ярости! Он выволок меня из отеля и сказал, что я недостойна даже старых тапок его матери, не то что ее прекрасного свадебного платья. А я ответила, что чертово платье должен был надеть он, потому что он настоящая баба. Потом я ударила его, потому что он все никак не отцеплялся, а он обозвал меня испорченной, злобной обманщицей, которой нужны только деньги, и выбросил мою сумочку в Темзу.

Она помолчала, потом мрачно закончила:

– В ней было все. Мои любимые тени «Эсте Лаудер»… все.

Тосты закончились. Дженни, напомнив себе, что это не важно, что она все равно на диете, взяла обеими руками чашку с чуть теплым кофе и заметила:

– Довольно смело для Мориса. Ну а потом?

– Ну, к счастью, мы приехали на моей машине. Ключи, конечно, были на дне реки. Но я всегда держу запасные в отделении для перчаток, а водительскую дверь можно запросто открыть шпилькой. Я просто запрыгнула в машину и умчалась прочь, а Морис так и остался стоять посреди улицы с раскрытым ртом. Но я знала, что не могу вернуться в квартиру – у него там понапихано сигнализации, поэтому я отправилась в сторону трассы М4. И, учитывая, что единственное, что у меня было, – это полный бак бензина, я решила, что поеду и навешу свою большую сестричку. – Максин с улыбкой поправила длинные золотые волосы, и они опять рассыпались по плечам. – Я ищу убежища, дорогая. Можешь называть меня Квазимодо.

– Не называй меня «дорогая», – проворчала Дженни, которая терпеть этого не могла. – И никогда не говори, что я «большая».

Да, плохо дело. Максин явно не собиралась уезжать. И явно не намеревалась ложиться спать, несмотря на то что всю ночь вела машину, добираясь от Лондона до Корнуолла.

Дженни любила сестру, но часто приходила от нее в отчаяние. Вот и сейчас она уныло поплелась за ней наверх и примостилась на краешке постели, пока Максин энергично копалась в шкафу. Она размышляла, откуда у Максин талия в двадцать два дюйма, если она пальцем не пошевелила ради этого.

– Вот это, пожалуй, подойдет, – проткнув новую дырку в кожаном ремне, Максин продела его в шорты цвета хаки четырнадцатого размера, на которых остановила свой выбор, и одобрительно посмотрела на свое отражение в зеркале. Белая футболка, завязанная узлом под грудью, позволяла оценить крепкий накачанный загорелый живот, и ее темные глаза загорелись. – Ну вот, теперь я готова выйти в мир. Или в старый добрый Трезайль. Куда отправимся обедать?