Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга вторая

– Как… хорошо, – шептала она. – Как хорошо… Она замолчала. Франческ продолжал покачивать ее, неотрывно глядя ей в глаза. По мере того как в ней росло чувство безграничного наслаждения, щеки Кончиты пылали все ярче. Он не мог выразить это словами, но такие моменты значили для него не меньше, чем сама жизнь. Он даже поклялся себе, что, когда кончится весь этот кошмар гражданской войны, он сделает так, чтобы у них было гораздо больше времени друг для друга, целый океан времени – и только они двое, и ничто не мешает…

Они занимались любовью не спеша, с неторопливостью людей давно и прекрасно знающих друг друга. Но вдруг Кончита вся выгнулась и содрогнулась, издав похожий на громкий всхлип стон. В это же мгновение кончил и Франческ, и его пальцы сжали ее бедра. Как никогда живо он ощутил всю прелесть, всю теплоту, всю сладострастность их отношений. Это был некий эмоциональный взрыв, который длился считанные мгновения, а потом стал постепенно увядать. Обессиленная Кончита упала ему на грудь, как скошенная лилия, ее руки обвили его шею.

– Франческ… любовь моя… любовь моя…

Он обнял жену, вдыхая чистый, пьянящий аромат ее волос, восхищенно благодаря судьбу за это счастье. Сейчас, как все чаще случалось в последнее время, он вновь ясно осознал, какое чудо сотворила Кончита с его жизнью. Что бы теперь с ним было, если бы в тот холодный осенний вечер в его кузницу не пришел Марсель Баррантес? Она была Божьим даром, золотой короной, водруженной на его недостойную голову всемилостивым Господом, простившим ему его страшные прегрешения.

Франческ почувствовал, как его член, все еще остававшийся в лоне Кончиты, начал постепенно успокаиваться, сникать и наконец выскользнул из нее. Она улыбнулась.

А потом они еще долго, обнявшись, молча лежали в темноте, пока не пришел сон и не унес их на своих бархатных крыльях.

Барселона

У подъезда своего дома Мерседес остановилась как вкопанная. Там снова торчал этот американец.

– Опять ты!

– Опять я. – Он улыбнулся.

– Чего тебе? – зло спросила она.

– Да вот… хотел узнать, как бы ты отнеслась к яичнице. С хорошим куском свежей деревенской ветчины. – Он наклонился к ней поближе и хрипловатым шепотом добавил: – Или, может быть, ты не откажешься от парочки сосисок? С бутылочкой доброго винца. А на десерт персики со сливками.

Мерседес ошарашенно уставилась на него, ощущая в пустом желудке острую режущую боль.

– Ты это о чем?

– Если ты не откажешься все это приготовить, продукты я беру на себя.

– Трепло! – пренебрежительно фыркнула она. – Да где ты найдешь такие деликатесы в Барселоне?

Вместо ответа американец скинул с плеча рюкзак и открыл его. В нем что-то звякнуло. Мерседес недоверчиво заглянула вовнутрь.

Ее изумленному взору предстали бутылки, буханка хлеба, кусок ветчины, несколько консервных банок и еще какие-то завернутые в тряпку продукты. Он снова закрыл рюкзак.

– Где ты все это взял? – удивилась она.

– Добрая фея подарила. Ну так что, договорились?

– Ты спекулянт! – кипя от негодования, закричала она. Зеленоглазый доброволец опять улыбнулся и покачал головой. – Если ты не спекулянт, значит, просто грабитель. И тебя расстреляют.

– Это вряд ли. Однако мы теряем время, а я страшно хочу есть. Так что пойдем и начнем готовить ужин. – Он повернулся и направился к лестнице. – Этаж-то какой?

– Подожди!

Он остановился и обернулся.

– Ну что еще?

– Подожди. Дай подумать. – Она стала лихорадочно соображать, взвешивая все «за» и «против».

– Можно еще на закуску съесть по кусочку сыра, – глядя на нее, добавил американец. – А можно его потереть и посыпать сверху на яичницу.

Мерседес чуть не захлебнулась собственной слюной. Пришлось сглотнуть. Она вспомнила, что из еды наверху ее ждал только пакетик с сушеным горохом. Настоящая яичница! Она отчаянно боролась с собой. Мысль о горячей пище была почти невыносима.

– Но на ночь ты у меня не останешься.

– Послушай, Мерседес, мне по-прежнему негде ночевать.

– Ничего, где-нибудь устроишься. Судя по всему, вы человек состоятельный, сеньор Западная Виргиния. Я приготовлю ужин, поедим, и ты уйдешь. – Она снова проглотила слюну. – В противном случае можешь убираться прямо сейчас.

В полумраке подъезда они посмотрели друг на друга. Американец был гораздо больше Мерседес, но выражение ее лица говорило, что она не потерпит никаких возражений. Он вздохнул.

– Ладно. Поужинаем, и я уйду. Так какой этаж?