Мариус Габриэль - Первородный грех. Книга вторая

– Мерседес вернется, – мягко сказал Франческ. – Она ведь у нас живучая.

– Даже если с ней ничего не случится, она уже никогда к нам не вернется, Франческ. Мы потеряли ее. Давным-давно. Когда она была еще ребенком.

– Все равно однажды влюбится. Встретит хорошего человека и начнет с ним новую жизнь. Такова уж женская доля. Так что мы в любом случае потеряли бы ее.

Кончита задумалась.

– Когда в прошлом году Мерче приезжала с фронта, – наконец проговорила она, – мне показалось, что у нее там кто-то был. Кто-то, кто, возможно, погиб. У нее был такой вид… Но она так ничего и не сказала. Мне просто так показалось. А ты почувствовал это?

– У меня нет твоей интуиции, – устало произнес Франческ. – Я только заметил, что она выглядела измученной.

– Как ты думаешь, она все еще девственница? – спросила Кончита.

Он пожал плечами.

– Кто знает? Скоро ей стукнет двадцать один. Она стала настоящей красавицей. И однажды обязательно влюбится, – повторил он. – Ее молодость – это ее спасение. У нее достаточно сил, чтобы встретить грядущие перемены. Когда закончится война, у Мерседес еще вся жизнь будет впереди.

– Но столько крови пролилось… С обеих сторон. Столько ненависти…

– В Испании всегда жила ненависть. Что-что, а уж ненавидеть мы умеем.

– Тебя страшно слушать, Франческ. – Она поднялась и стала убирать со стола. – До войны Испания была прекрасной страной! Все зло от политики и от того, что раздали оружие босоногим оборванцам вроде тех выродков, что убили Матильду.

То же самое делали и армейские офицеры в начищенных до блеска кожаных сапогах, – сухо отозвался Франческ. – И те респектабельные господа, что так любят кататься в огромных лимузинах.

Вздохнув, Кончита вытерла стол. Затем сварила кофе на двоих, добавив в чашку мужа немного бренди.

Пока она управлялась с домашними делами, он принял ванну и, посвежевший и расслабившийся, теперь ждал ее в постели. Глубокие морщины, сильно старившие его, несколько разгладились, и он даже улыбнулся вошедшей в спальню Кончите.

– Ну, у тебя еще есть силы заняться любовью?

– Именно этот вопрос я как раз хотела задать тебе.

– Иди ко мне – сама убедишься.

Она задернула занавески и начала раздеваться. Франческ, потягивая кофе, наблюдал за ней. Его глаза потеплели.

В то время как годы неумолимо иссушали его плоть, формы Кончиты лишь становились более округлыми. Ей недавно исполнилось тридцать восемь лет. Она была женщиной в самом соку – грудь налилась, а прежде худые руки и ноги заметно пополнели.

Правда, ей было немного жаль своей утраченной девичьей фигуры. Но только немного. Ведь Франческ никогда не скрывал своих викторианских пристрастий к полнотелым женщинам, и Кончита инстинктивно чувствовала, что такой она нравится ему больше.

Как только она легла, он обнял ее и крепко прижал к себе. С легким стоном она уткнулась ему в плечо.

– Как хорошо, что ты снова дома. Я только и живу твоими приездами. Без тебя я ничто. Я люблю тебя, люблю.

Франческ ничего не сказал, только крепче стали его объятия. Он никогда не умел говорить нежности, а свои эмоции выражал иначе. Нежными были его поцелуи. Кончита сразу почувствовала, как он изголодался по ней. Ее рука скользнула вниз по его животу, пальцы обхватили вставший пенис.

– А ты тоже соскучился по мне? – прошептала она, сжимая его член.

Франческ застонал и жадно впился в нее губами. Они целовались с каким-то сумасшедшим отчаянием, словно старались отыграться за неделю одиночества и тревоги. Пышные груди жены приводили его в неописуемый восторг и возбуждали гораздо больше, чем когда ее фигура была стройной и изящной.

– Птичка моя маленькая, – охрипшим голосом с блаженством произнес он. – Пышечка моя любимая.

Франческ осторожно положил ладонь ей между ног, недвусмысленно ощутив, что она хочет и готова предаться любви. Он принялся ласкать шелковистые, увлажнившиеся складки вульвы, заставляя Кончиту выгибаться от удовольствия и все сильнее разжигая в ней безумную страсть. И вот наконец она не выдержала и, сев на него верхом, с легким вздохом наслаждения ввела в себя его упругий орган.

– О-о-о, как хорошо, – забормотала Кончита, опускаясь на мужа и упираясь руками ему в грудь. Ее глаза затуманились. Ее глаза… Словно два изумруда в обрамлении черных ресниц. – Как же мне хорошо… Боже, я так по тебе соскучилась!

Держа своими большими, сильными руками жену за талию, Франческ начал осторожно приподнимать и опускать ее. Кончита чувствовала, как двигается в ней его плоть.