Гадор громко сморкается, и кажется, немного успокаивается.
– Если бы у меня хотя бы работа была! – жалуется она. – Не потому что мне так уж хочется работать, просто так я бы хоть из дома выходила… Но мы живем во времена безработицы… Вот такие дела.
– Это правда… Да.
– Помнишь, как было в школе? Когда меня спросили, какая профессия у папы, я написала «рабочий». Тогда это казалось чем-то значительным. А теперь… Я… я… – Она снова начинает рыдать как ребенок. – Я бы тоже работала на фабрике, если бы взяли. Я просто хотела, чтобы ты знала.
Это можно перефразировать так «Боже, я был бы хорошим вассалом, если бы у меня был добрый господин».
Я внимательно ее разглядываю, и мне кажется невероятным, что эта грудастая гора в старом голубом шерстяном свитере с множеством затяжек – моя старшая сестра.
Время летит просто неприлично быстро, особенно когда его так много потрачено впустую. Большинство из нас подобно часам: только прокручивает время. Гадор в этом особенно преуспела. Она была чудной девушкой, с упругими бедрами и безупречной, тонкой кожей; а теперь я даже не могу вспомнить, какие у нее волосы. Она так часто меняет их цвет, что иногда ее не враз узнаешь, когда увидишь со спины на улице.
Но как бы ни выглядела Гадор, я чувствую, что люблю ее всем сердцем. С точки зрения любой свиньи свинья красива. Я люблю ее поросячье лицо и ее запах, отчаяние и морщины, которые уже взяли в осаду ее глаза. Кроме того, сейчас Гадор угощает меня превосходным вином. Правда, я сомневаюсь, что она сама его купила. В такие мгновения мне действительно кажется, что мы с сестренкой образуем единую частицу огромной вселенной.
А если разобрать эту треклятую вселенную на части, от нее ничего не останется.
Я стараюсь придать себе некоторую элегантность, сидя на порванном диване в гостиной се-мьи-рабочих-желающих-пробиться-в-средний-класс-хотя-их-тянет-вниз-но-не-слишком-низко.
– Демокрит не советовал заводить детей. – Я делаю глоток вина, и оно наполняет мой желудок приятным теплом.
Гадор согласно кивает, продолжая говорить жалобным тоном, хотя я подозреваю, что она не знает, что за типа я только что упомянула.
Она говорит устало, словно размышляя над чем-то; она наверняка считает, что речь идет о каком-то враче, который выступает по телевидению, и ей неприятно, что она никак не может вспомнить, в какой программе.
– В любом случае, у тебя уже есть дочь. Не нужно было больше… – Она снова всхлипывает, а я начинаю нервничать; то есть я начинаю нервничать еще больше. – Знаешь, я тебя люблю, Гадор. Может, хоть это тебя немного утешит.
– Да, конечно… Я это знаю, спасибо. Я тебя тоже люблю.
Все же хорошо, что у женщин есть целая палитра возможностей выразить свои чувства. Мы часто бываем совершенно не способны верно оценить свои успехи в сфере материальной, но по крайней мере можем позволить себе роскошь дать полную волю эмоциям и выплеснуть их наружу, демонстрируя свою удачу или несчастье, и не важно, припасен ли план отступления. Порой этот выброс выглядит нелепым, но так жизнь кажется хотя бы не столь невыносимой.
Я обнимаю Гадор, она прижимается к моей груди. Я чувствую, что она холодная и странно мягкая, и в первый момент даже испытываю некое отторжение, однако потом, вдыхая знакомый запах и ощущая ее слабость, баюкаю ее в объятиях, болтаю всякую всячину, которая, конечно же, полная ерунда и пошлость, и это, очевидно, немного успокаивает Гадор.
Эмоциональное напряжение спадает, и мы устраиваемся на диване, как два давних любовника, которые только что помирились и собираются провести перед телевизором еще один скучный вечер. Я испытываю некоторое облегчение, потому что мне уже не нужно обнимать сестру, но в то же время остается легкая ностальгия по ее родным рукам и теплу ее тела.
Мы смотрим вдвоем телевизор, до предела убавив звук, чтобы не разбудить девочку, которая во время сиесты спит в одной из двух спален на этом же этаже. Только что закончился фильм «Рожденный 4 июля», [1]за сюжетом которого мы едва следили, занятые нашей собственной драмой, однако, если честно, мне было страшно представить, что Том Круз лишился своего члена.
Лично мне никогда не нравился Виктор, муж Гадор. Меня всегда раздражала его слишком прилизанная прическа и манера бросать косые взгляды, что для него так же характерно, как для других привычка моргать. А теперь, после разговора с сестрой, у меня возникло противоречивое чувство: с одной стороны, не переставало удивлять разнообразие биологических видов, а с другой, утешала мысль об Апокалипсисе, который положит конец всему этому и после которого будет создано новое Небо и новая Земля.
Читать дальше