Вера и Марина Воробей - Запоздалое раскаяние

Твой Гена.

Черепашка три раза перечитала письмо, потом пошла на кухню, выпила воды, не видя ничего вокруг и натыкаясь на мебель, вернулась в комнату, села за компьютер.

«Я думала, ты позвонишь. Ждала. Спасибо за письмо». – Люся задумалась, перевела взгляд на окно. Она не знала, как писать о своих чувствах. Как написать, что никто и никогда не говорил ей, что хочет заботиться о ней, защищать, оберегать ее? Что, прямо вот так взять и написать, что его письмо сделало ее счастливой? Что она не помнит никаких обид, не держит на него зла и верит каждому его слову? Как написать, что все эти полгода она только тем и занималась, что обманывала себя, пытаясь убедиться в том, что забыла его? Что и на телевидении стала работать для того лишь только, чтобы перестать о нем думать и вспоминать. И ведь в какой-то момент Черепашке вдруг искренне показалось, что она добилась-таки цели, что Гена ее больше ни капельки не волнует и что даже самый след воспоминаний о нем ей удалось стереть из памяти. Но стоило Люсе лишь услышать снова по телефону его голос, увидеть его, как мир вокруг словно перевернулся! Как сказать, что теперь ей ничего уже не важно: кто кого бросил и что произошло тогда, полгода назад?! Лишь бы теперь Гена снова был рядом! Может быть, рассказать ему, сколько парней тщетно пытались добиться ее расположения, а она даже и думать ни о чем таком не могла, будто бы знала, чувствовала, что вернется Гена, а вместе с ним вернется их любовь! И пусть говорят, что ничто никогда не возвращается. Случаются же в жизни чудеса!

Но ничего этого Черепашка писать не стала. Все же, чтобы ни говорил Гена, но изменилась она за эти полгода. И было бы странно, если б этого не случилось! Прерывисто вздохнув, словно решившись на что-то важное, Люся стерла все, что написала и быстро-быстро застучала по клавишам.

Привет! Конечно, приятно, что ты обо мне такого высокого мнения, но не признаться не могу: я нарочно кокетничала с Ником. Считай, что назло тебе. Ты разозлился, и я этому очень рада. Видишь, какой я теперь стала? Спасибо, что не устроил в клубе драку. А рок-звезды – тоже люди. Они бывают разные! Защищать меня не от кого, но за заботу опять же спасибо. Очень рада, что ты теперь читаешь не только про Гарри Поттера, но и русскую классику...

Тут Люся хотела указать на то место его письма, которое являлось почти что цитатой из чеховской «Чайки»: «Если тебе когда-нибудь понадобится моя жизнь, то приди и возьми ее...», но, подумав, не стала этого делать. Она снова перечитала все, что написала, выделила весь текст черным полем и... удалила его. Лишь с третьей попытки Черепашке удалось написать ответ. И получился он вот каким.

Гена! Я очень рада, что ты мне написал. Давай больше не вспоминать эту глупую историю с Ником. И вообще, давай не вспоминать прошлого! Во вторник, после школы, я свободна. Если тебе до сих пор по каким-то причинам страшно и стыдно мне позвонить, сообщи свой номер. Ведь я его не знаю! Буду ждать.

Люся.

Нет, Лу не стала рассказывать Черепашке о том споре. Но сидеть сложа руки и спокойно наблюдать, как ее лучшая подруга второй раз падает в одну и ту же пропасть, она просто не могла. Лу решила действовать через Лелика. Предварительно выведав у Люси о времени очередной съемки, она позвонила Елене Юрьевне. Лу заявила, что речь пойдет о жизненно важных вещах. Не на шутку встревоженная женщина без лишних вопросов согласилась на встречу. Тем более, что ей и самой все эти дни было как-то не по себе: поведение дочери настораживало.

– То-то я смотрю – два дня ходила как в воду опущенная, а потом веселой такой стала – шутит, смеется... – Елена Юрьевна вздохнула. – И молчит, главное, как партизан!

– Вот и поговорите с ней сами! – Лу подула на дымящийся в чашке кофе.

Они сидели на кухне. За окном шел дождь. И хотя на часах было три часа дня, Елена Юрьевна включила верхний свет.

– Не люблю такую погоду. На душе сразу неуютно делается... Вот и зажигаю свет во всех комнатах. – Лелик нервно накручивала на палец льняную клетчатую салфетку. – «Поговорите!» – передразнила она Лу, с неожиданной злостью отбросив салфетку в сторону, будто в том, что происходило с ее дочерью, виноват был именно этот клетчатый лоскут. – Легко сказать! Во-первых, Люся-то мне ничего не рассказывала, а во-вторых, даже если расскажет, что я могу сделать? Она ведь уже взрослая!

– Она-то взрослая, зато вы – как маленькая! – возмутилась Лу. – Чья Черепашка дочь, ваша или моя?