Татьяна Тронина - Фата из дождя

– Кажется, кажется... – рассеянно пробормотала Клавдия Петровна.

– Между прочим, имя «Даждьбог» получилось из двух корней: «даж» – то есть давать, благотворить, помогать – и собственно «бог». И вообще, дождевая вода носит, в отличие от речной, мужское оплодотворяющее начало.

– Папа! Арсений Никитич! – взвилась Клавдия Петровна. – Мы же за столом! И при ребенке еще!

– Перестань, мама, – меланхолично остановила ее Валя. – Я не ребенок, мне уже шестнадцать. Ты еще скажи, что меня в капусте нашли...

Пока ужинали, дождь кончился. Пора было ложиться спать, но Валю не покидало чувство, что она забыла о чем-то... Ах, да – Лида! Надо бы с ней помириться... Происшествие с Ильей казалось сейчас Вале не более чем глупым недоразумением. Тем печальнее было то, что Лида, наверное, до сих пор дуется.

Валя надела резиновые сапоги и по мокрой траве зашлепала к калитке, которая вела в соседний двор. В окне у Лиды горел тусклый ночник – это значило, что она не спит еще... Валя тихонько постучала по стеклу.

В комнате мелькнула тень, окно с легким звоном распахнулось.

– Пирогова, это ты? – отстраненно произнесла Лида. – Чего тебе?

– Поговорить...

– Нам не о чем говорить.

– Лида, ты сейчас совершаешь большую ошибку... – сердито начала Валя, скользя в резиновых сапогах по размокшей земле.

– Это ты совершила ошибку! – шепотом воскликнула Лида. – Мало тебе твоего Ванечки, ты еще и Илью захотела... У, ненасытная!

На Валю неожиданно напал хохот – ей почему-то показалось очень смешным слово «ненасытная».

– Ты еще и смеешься надо мной? – возмутилась Лида.

– Ой, Лидочка, прости... – замахала руками Валя, пытаясь сдержать смех, и едва не упала.

Лида некоторое время надменно смотрела, как ее подруга корчится внизу от смеха, теряя равновесие в дурацких сапогах, потом ее лицо исказила гримаса недоумения, а потом и ее тоже разобрал смех.

– Пирогова, ты совершенно невозможная! – безнадежно сказала Лида, отсмеявшись. – Ты просто чучело какое-то... Ладно, заходи, только сапоги не забудь снять.

Валя быстро обежала дом, сбросила на крыльце тяжелые, с комьями налипшей грязи сапоги и ворвалась в комнату подруги.

– Лидка, какая ты молодец! – закричала она. – Ты на меня больше не сердишься!

Лида села по-турецки на свою постель, укоризненно покачала головой:

– На тебя совершенно невозможно сердиться, Пирогова. Но это еще ничего не значит...

– А что, что это значит? – Валя села на жесткий деревянный стул.

– Валька, он меня не любит, – вдруг трагическим голосом произнесла Лида.

– Кто, Илья? Господи, Лида, – я же тебе говорю, что меня он поцеловал совершенно случайно... Наверное, просто представил на моем месте тебя!

– Нет, нет... – поморщилась Лида. – Не утешай меня, я же не такая дура, чтобы поверить этому. Но он и тебя не любит!

– Конечно, – быстро согласилась Валя. – Я же знаю, когда любят, а когда нет. Вот у нас с Ванечкой...

– Пирогова, отстань ты за-ради бога со своим Ванечкой! Я все об Илье думаю... Он такой...

– Какой? – спросила Валя с любопытством. – Ну скажи – какой?

– Непонятный, – тихо произнесла Лида, и глаза ее заблестели в тусклом свете ночника... – Душу бы отдала за то, чтобы узнать, о чем он думает. Он говорил мне, что я ему нравлюсь, комплименты всякие говорил и еще однажды обнял – ну, тогда вы с Ваней купались в Иволге и не видели...

– Он думает о тебе! Не это ли подтверждение...

– Нет! Все гораздо сложнее. И одновременно проще. Он мужчина, на три года нас старше, он умный, красивый... Зачем ему я?

– А я нужна ему еще меньше! – не преминула вставить Валя.

– Ой, да ты тут вообще ни при чем... Я для него, Валька, знаешь кто?

– Кто?

– Дачная интрижка. Да, я для него дачная интрижка!

Вале был непонятен смысл этих легкомысленных слов, для нее все было серьезно. Ведь у них с Ваней, например, далеко не дачная интрижка – то есть нечто преходящее и незамысловатое. У них все основательно и на века. Ваня и Валя, Валя и Ваня... И у всех окружающих должно быть тоже так.

– Ерунда какая! – с чувством произнесла она. – Ты, Лидка, придумываешь, чего нет.

– Ах, Пирогова, ты такая наивная... – неожиданно ласково сказала Лида и повалилась назад, на подушки. – И ты хорошая, напрасно я тебя ругала... Ты не стала от меня ничего скрывать. Ты честная!

– Ты плачешь... – растерянно прошептала Валя.

Лида лежала на кровати, скрестив руки на груди, и из уголков ее глаз текли слезы и падали на подушку.

– Я его люблю, – все так же нежно продолжила Лида. – Я его так люблю, что у меня прямо сердце разрывается. А как он красив...