Вадим Селин - Морская амазонка

Я не верила, что это случилось. А может, и правда ничего не было? Но что тогда я здесь делаю?

Нет, это было…

Я приподнялась на локте. Голова раскалывалась. Меня подташнивало. Бросало то в жар, то в холод.

Я собралась вспомнить во всех деталях вчерашний вечер, чтобы снова над всем подумать и заново пережить то, что пережила, но у меня ничего не получилось. Старалась вспомнить все их слова, действия, но память отказывалась мне в этом помогать. Если я что-то и вспоминала, то фрагментами, обрывками. И были они нечеткими, отдаленными и лишенными эмоций.

Почему? Не знаю. Скорее всего, сработали защитные функции организма. Чтобы не свести меня с ума, память заперла воспоминания о вчерашнем разговоре в самый дальний ящичек моего сознания и выбросила ключ далеко в море. Он упал на дно и затерялся где-то в камнях.

Я чувствовала одну лишь пустоту и полное безразличие ко всему. И голова раскалывалась. А больше — ничего.

Нет, я не дельфин. Если я не справилась даже с человеком, не смогла увидеть в нем предателя, я не имею права называться дельфином. Потому что с акулой я не справлюсь точно. А впрочем… Акулы — они не скрывают своей сущности. С людьми сложнее. Гораздо сложнее. Так что все-таки я — дельфин.

По пути домой я посмотрела на телефон. Увиденное меня поразило — двадцать пропущенных вызовов, — максимальное количество, которое сохраняет аппарат. Вероятно, до этих двадцати были вызовы еще.

Я открыла журнал звонков. «Мама», «Марат», «Марат», «Марат», «Мама», «Марат», «Марат»… и так далее.

Абонент «Марат» не вызывал во мне никаких эмоций, как прежде, а вот «Мама»… Бедная — всю ночь названивала. Не спала, наверное. Что она скажет? Ладно, выкручусь как-нибудь.

Я ускорила шаг. Мама и так болеет, а тут еще я не явилась домой ночевать. Но если бы мама знала, что я испытала, думаю, она бы поняла меня.

Я завернула за угол и пошла по своей улице. Надо же, как природа красива в ранний час. На листьях — роса, воздух влажный, свежий, птицы поют, сидят на деревьях и чистят перышки. Мир только начинает просыпаться.

— Полина, — вдруг услышала я, когда приблизилась к своей калитке.

Под невысокой раскидистой пальмой стоял Марат. Выглядел он неважно — как побитая собака.

Я пошла быстрее.

— Полина, подожди!

Сзади послышались шаги.

— Да стой же ты! Выслушай меня!

— Убирайся, — сквозь зубы процедила я. — Оставь меня в покое. Я больше не хочу тебя видеть. Никогда.

Марат коснулся моего плеча. И снова будто током ударило. Или хлыстом.

— Выслушай же меня! — Марат терял терпение, хоть и находился не в лучшей форме. — Не делай ошибку. Выслушай.

Я стояла к нему спиной и, держась за ручку калитки, произнесла:

— Одну ошибку я уже сделала — подарила тебе свою дружбу. А ты с особой циничностью выбросил ее на помойку. Прилюдно. Вместе с этими уродами. Ты, Марат, поступил очень низко. Недостойно. Уходи.

— Я никуда не уйду. Я буду стоять здесь всегда. Всю жизнь. До тех пор, пока ты меня не выслушаешь.

— Если ты не уберешься вон, я позвоню участковому и скажу, что возле нашего дома ходит какой-то человек и пристает ко мне.

— Значит, для тебя я уже «какой-то человек»? Ты уже не считаешь меня другом? Берешь свою дружбу обратно?

— Я по помойкам не привыкла лазить. А она, дружба, там теперь валяется. Под слоем мусора. Она никому не нужна. Даже бродяги ее не подберут. Ее нельзя ни продать, ни съесть. Можно только подарить. Но — один раз. И выкинуть тоже можно. Один раз.

— Но я не хочу тебя терять. — Раньше надо было думать. Когда спорил с этими… приятелями на ящик пива. Я поверить не могу… Ты считаешь, что я стою ящик пива! Это ужасно. Ты сам хоть понимаешь? Все наши прогулки, общение — это для тебя ничего не значило…

— Значило! И значит. Я не хочу, не могу тебя потерять… Не хочу…

— А теперь поздно что-то хотеть. Твой поезд ушел.

— Тогда я хочу его остановить.

Я ничего ему не ответила. Вместо этого с силой рванула на себя калитку и влетела во двор.

Как и следовало ожидать, мама не спала. Она сидела на кухне и пила крепкий кофе. Его аромат проник мне в ноздри и заставил вспомнить больницу. Мы с Маратом тоже пили кофе, когда ждали маму. С Маратом…

— Явилась, — услышала я мамин ледяной голос.

— Мам… я все тебе объясню.

— Подойди сюда, — приказала она.

Я подошла к маме и только собралась ее обнять и рассказать все, что со мной случилось, как вдруг она выставила ладонь вперед, как индейский вождь, давая понять, чтобы я остановилась.