Маша Царева - Ненавижу? Хочу! Или кое-что о мачо

Почему-то Степашкин меня недолюбливает (впрочем, это взаимно). По-моему, он просто придирается. Ну да, я довольно часто опаздываю – ну и что, я ведь не отвечаю за запуск космических кораблей, моя работа не требует королевской точности. Да, я ленюсь читать все приходящие мне факсы и часто выбрасываю нужные приглашения на показы мод. Подумаешь – вообще-то приличные люди приглашают журналистов по телефону. Еще я прогуливаю редакционные собрания – но всем ведь известно, что на таких «сходках» всегда говорят об одном и том же.

В остальном же я отличный работник. У меня хороший легкий стиль и меткий юмор, моя рубрика пользуется определенным успехом у постоянных читателей. Во всяком случае, мне приходит очень много писем. Правда, львиная их доля носит негативный характер – мол, вместо огромной статьи о купальниках лучше бы написали о личной жизни Анжелики Варум. Но подобные послания я быстренько уничтожаю, и главный редактор не может ничего о них знать.

– Александра, – приветствовал он меня, а на его тонких губах блуждала неприятная змеиная улыбочка.

– Здравствуйте, – я улыбнулась как можно более искренне. – Вот, раннее утро, а я вся в работе. Я брала интервью у Елены Супрун.

Степашкин посмотрел на часы.

– Действительно, утро раннее, – выражение его лица не предвещало ничего хорошего, – всего лишь полдень. Между прочим, десять минут назад вы должны были сдать статью о пижамах.

– Статья будет на вашем столе через пятнадцать минут! – клятвенно заверила я.

– Можете не спешить, Александра. Это уже неактуально. Я снял статью из номера.

Я прикусила губу. Вот черт! Такого со мной давно не случалось. Если твою статью сняли из номера – это позор. Это значит, что твой поступок будет обсуждаться на ближайшей редколлегии. А еще это значит, что премии тебе не видать. А я-то, наивная оптимистка, уже запланировала купить на премиальные новую пудру «Диор».

– Простите меня, – почти прошептала я, – больше такого не повторится.

– Сомневаюсь, – процедил Степашкин. – Кстати, только что звонили от Елены Супрун. Так что никакого интервью у вас еще не было.

Я готова была провалиться сквозь землю – вернее, сквозь старенький паркетный пол.

– Вот что я вам скажу, – продолжил психическую атаку мой начальник, – думаю, что я совершил большую ошибку, когда предложил вам должность редактора. Может быть, вам надоело у нас работать?

– Нет! – воскликнула я. – Просто… просто…

– Просто что? – с наигранным дружелюбием поинтересовался он.

Я не знала, что ответить.

– Ладно, идите в свой кабинет, – наконец разрешил Степашкин, – и подумайте, Александра, стоит ли игра свеч. Может быть, вам поискать работу в ежемесячном издании? С еженедельным ритмом вы явно не справляетесь.

Запершись в собственном кабинете (с тех пор как я стала редактором, мне выделили отдельную комнату, правда, совсем крошечную, в ней едва умещается письменный стол), я дала волю слезам.

Я редко плачу, но тут вот не выдержала, сорвалась.

Я беззвучно рыдала, уронив лицо на клавиатуру.

Я чувствовала себя несправедливо обиженной. Каждый из нас время от времени опаздывает на работу, так почему же все шишки достаются исключительно мне?! Ненавижу Степашкина. По-моему, он просто изощренный садист.

Мои мрачные размышления прервал телефонный звонок. Первым позывом было снять трубку и гаркнуть: «Да пошли вы все к такой-то матери!» Но, сделав над собой усилие, я ограничилась нейтральным: «Алло».

– Привет, это я.

Голос принадлежал Эдуарду. Час от часу не легче.

– Приве-е-ет! – с преувеличенным энтузиазмом воскликнула я. – Как твоя командировка?

– Я в Москве, – ответил он.

– Но разве ты не должен был…

– Я тебя обманул, – перебил он. – Пойми, Шурка, я был расстроен и озадачен. Ты так странно отреагировала на мое предложение.

– Прости меня, я…

– Я все понимаю. Это было неожиданно.

– Да… Но ты же сам сказал, что я могу подумать. Я тебя люблю, но…

– Но что? – вздохнув, спросил Эдик.

Горячие слезы катились по моим щекам.

Несколько минут назад я обозвала садистом Степашкина, а теперь получается, что я и сама не лучше.

– Дело не в тебе… И не в наших отношениях, – я собралась с духом, – но для меня это так необычно… Мне никто никогда не предлагал выйти замуж. Мне нужно время. Эдичка, милый, это не отказ. Честное слово.

– Да? И сколько же времени тебе нужно?… Шур, если честно, я тебя не понимаю. Стараюсь понять, но не понимаю.