Алина Знаменская - Голубка

— Приехал как-то дядя Боря к нам в деревню погостить. Это было еще до войны. Вспоминаете, дядя Боря? — начала Татьяна Ивановна, придав голосу некоторую таинственность.

— Ну а как же? Мы с вашим батюшкой любили рыбку поудить…

— Ну так вот. Я хоть и совсем девчонкой в ту пору была, Клава-то постарше меня, но я помню!

Татьяну Ивановну никто не перебивал. Генерал знал эту историю наизусть, снисходительно покуривал трубочку, с некоторой иронией поглядывая то на Клаву, то на жену. Профессор слушал, скромно опустив глаза в тарелку.

— Стала вдруг наша Клава чахнуть ни с того ни с сего. Ничего вроде бы не болит, а вдруг, словно силы ушли из нее, сделалась вся худая, в лице ни кровиночки!

Клава перестала смущаться и краснеть и вдруг поддалась воспоминанию, глаза ее затуманились. Она размякла, только завороженно кивала в такт рассказу своей двоюродной сестры.

— Матушка моя, покойница, беспокоилась за нее. Посылала меня то молочка Клаве отнести, то яичек. Только у бедняги аппетит вовсе пропал. Есть перестала совсем.

Клава согласно кивала, лицо ее сделалось скорбным, она словно перенеслась в пору своей молодости, когда, надорвавшись на непосильной работе, без нормального питания и отдыха, вдруг потеряла силы. Ничто тогда не казалось милым ей. Она чувствовала, как день за днем жизнь уходит из нее. И одним лишь весомым желанием в ту пору было — спать. Спать, спать, спать… Наверное, так уходят из жизни немощные старики. Но Клаве в ту пору было чуть за двадцать. Она бы и угасла как свеча, не соберись проведать дальнюю родню доктор Ключарев.

— Мама тогда и попросила Бориса Архипыча: посмотри, мол, Клаву. Ну, дядя Боря сразу согласился. Пошел, посмотрел.

— Ну а как же… Врач всегда на работе, — скромно вставил профессор, поглаживая маленькую круглую бородку. — Отчего не посмотреть?

— Ну, — нетерпеливо подтолкнула рассказ Роза Григорьевна. — И что? Ты вот так, без анализов, без рентгена, поставил диагноз?

Профессор, продолжая играть эдакого скромнягу, пожал плечами: что, мол, за глупые вопросы?

Роза Григорьевна взглянула на Клавдию с новым интересом. Здоровый румянец полной цветущей деревенской женщины шел вразрез с образом, который вырисовывала в своем рассказе Татьяна.

Клава почувствовала потребность вступить в беседу и впервые за весь вечер заговорила:

— Борис Архипыч посмотрел меня, послушал, а потом и говорит: «Снег, — говорит, — Клава, сойдет, отцветут яблони, и завяжутся на них крошечные яблочки. Совсем зеленые и горькие. Так вот ты, — говорит, — собирай их и ешь. Ешь, — говорит, — сколько сможешь.

— Ну, — нетерпеливо подтолкнула Роза Григорьевна. Она впервые слышала эту историю, равно как и сын профессора, Олег. — Это знахарство какое-то… Неужели помогло?

— Как видишь! — прищелкнул языком профессор. — Настоящий врач не пренебрегает народной медициной. Железодефицитная анемия, заболевание коварное. Бывает…

— Разрешите, дядя Боря, я завершу нашу историю, — взяла бразды в свои руки Татьяна Ивановна, ловко избавляя слушателей от лекции по медицине. — Клава едва дотянула до весны. Как только появились эти самые яблочки, мы — я и мои подружки — стали рвать их и носить Клаве. Она по совету профессора давилась, но ела эту кислятину в неограниченном количестве. А потом, когда трава загустела, выползать стала в сад самостоятельно.

Клавино лицо раскраснелось — то ли от вина, то ли от внимания. Глаза заблестели.

— У нас сады-то в низинке. Помните, Борис Архипыч?

Профессор кивнул. Очень, оказывается, приятно, когда у тебя с людьми общие воспоминания. Очень приятно.

— В низинке, у речки. Я телогрейку возьму, доплетусь кое-как до сада и лягу прямо на телогрейку свою, под яблоню-то. Насобираю яблочек вокруг и грызу их, грызу. Так и поправилась! И низкий вам поклон, доктор!

— За это надо выпить! — вступил генерал. — Предлагаю поднять тост за нашу советскую медицину и за врачей, достойных этого высокого звания!

Все подняли бокалы. Клава промокнула слезы салфеткой, зашмыгала носом. Профессор шутливо полуобнял пациентку. Роза Григорьевна похлопала ее по руке.

Все разом оживились, разговор переходил в новое русло.

— Да ну, что вы! Пустяки! У меня подобных случаев — сотни! — возражал профессор, весьма польщенный тостом.

— Не скажите! — отозвался генерал. — Ваш пример заразителен, профессор! Вот наша дочь, Калерия, прошу любить и жаловать, окончательно решила посвятить себя медицине. Что вы на это скажете?