Екатерина Вильмонт - Артистка, блин!

— Что с тобой? — не выдержала она.

— Варежка, я что подумал. Может, ну его, махнем сегодня же к твоим, нагрянем внезапно, надо ж в конце концов разрубить этот гордиев узел? Я же понимаю, ты мучаешься. В конце концов, Амстердам от нас никуда не убежит.

Она просияла.

— Стас, ты самый лучший на свете!

— Фу, какая грубая лесть, девушка!

— Может, и вправду, если неожиданно нагрянуть, Никитка не успеет подготовиться, а увидит меня и… Но маму в любом случае надо предупредить, она терпеть не может сюрпризов.

— Маму предупреди. Вот прямо сейчас и звони. Как я и предполагал, поедем на машине, да?

— А ты меня пустишь за руль?

— А куда я денусь? Я и так уж пустил тебя туда, куда раньше никого не пускал…

— Я звоню! Алло, мамочка! Да, у меня все чудесно! Мама, а как Никита?

— Все в порядке. А как прошла свадьба?

— Все расскажу, мамочка, мы сейчас в Амстердаме…

— Дай я поговорю! — потребовал Стас. — Доброе утро, Анна Никитична! Хочу сказать вам… Мы сейчас берем напрокат машину и выезжаем к вам, пора разорвать этот порочный круг. У нас с Варей все всерьез и надолго. У меня просто нет сил смотреть, как она страдает. В конце концов, пусть Никита в глаза мне скажет, что он против меня имеет.

— Погодите, Стас! — решительно перебила его Анна Никитична. — Дело вовсе не в вас, он просто ревнует мать к ее новой жизни.

— Тем более! С этим мы как‑нибудь справимся, конечно, совместными усилиями.

— На мою поддержку вы можете рассчитывать!

— Благодарю вас! Так мы выезжаем? Ко всему прочему должен же я наконец познакомиться со своей тещей!

— О да, я тоже горю желанием познакомиться с вами. Но предупреждать Никиту я не буду.

— Именно об этом я и хотел вас просить. Думаю, к вечеру мы появимся у вас.

— Вот и прекрасно!

— Да, Анна Никитична, давно жду возможности поблагодарить вас за такую удивительную дочь!

— Она хорошая девочка, берегите ее, Стас!

— Обещаю вам. До встречи, Анна Никитична. Дать вам Варю?

— Да, на минутку. Варюшка, я так соскучилась, — просто сказала мать. — И уже, кажется, люблю своего зятя.

Варя попрощалась с матерью, отложила телефон.

— А ты крутой парень! В два счета обаял мою достаточно суровую маму.

— Да, я такой!

— Стас, я бы хотела попрощаться со Стэллой.

— Ну, это вряд ли! Она спит до полудня.

— Жаль.

— Мы ей позвоним с дороги. И еще не раз к ней приедем, не огорчайся. Скажи лучше, может, надо купить Никите какой‑то подарок?

— Нет, он на подкуп не ведется. Только хуже будет.

— С характером малый?

— Еще с каким!

Они взяли напрокат новенький фольксваген.

— Надо бросить в канал денежку, чтобы вернуться сюда, — сказала Варя и, размахнувшись, кинула в воду монетку. Стас смотрел на нее с любовью и безотчетным страхом. Что‑то должно случиться, чтото плохое, не может же быть все так хорошо. У меня так не бывает. Наверное, она слишком хороша для меня…

Но тут она повернулась к нему, обласкала взглядом. У него екнуло сердце. А может, обойдется, бывает же… Но не у меня…

— Стас, ты чего?

— Ничего, просто залюбовался тобой.

У нее тоже вдруг замерло сердце, стало страшно. Она подошла, ткнулась носом ему в грудь и прошептала:

— Все зависит только от нас с тобой, и не надо ничего бояться.

Он с трудом проглотил подступивший к горлу комок.

Стас вел машину с предельной осторожностью, почему‑то он вбил себе в голову, что дурное предчувствие связано с дорогой.

— Стас, ну прибавь скорость, хорошая же дорога, чего так тащиться!

— Я везу огромную ценность, тут нельзя спешить, — засмеялся он. — К тому же сто километров вполне хорошая скорость.

— Но на автобане можно и больше.

— Тише едешь, дальше будешь.

Это совсем на него не похоже. Он боится, что мы разобьемся? У него утром было такое лицо… Странно, со мной никогда еще такого не бывало, я читаю все его мысли, а он мои… Мы как будто на необитаемом острове сейчас. Нет, он потому и боится, что наш остров слишком обитаем, боится за нашу любовь, и я тоже боюсь… Но ведь сам этот страх может все погубить…

— Стас, останови машину!

— Что такое? Пи́сать захотелось?

— Нет. Стас, родной мой, я хочу сказать — не надо ничего бояться!

— Чего бояться? — нахмурился он.

— Я же вижу, тебе страшно, мне тоже, а это плохо, очень плохо. Мы оба боимся за нашу любовь, да? А если бояться, обязательно что‑то плохое случится.

— Варежка, ты… — Он повернулся к ней, в глазах у него стояли слезы. И вдруг он уронил голову на руки, лежавшие на руле, и разрыдался. Ох, он может мне этого потом не простить, он же мачо…