Элис Хоффман: Практическая магия

У себя тетушки неизменно пользуются огромным чугунным котлом, что красуется на кухне еще с тех времен, когда Мария Оуэнс только построила этот дом; у Салли они вынуждены довольствоваться самой большой кастрюлей, предназначенной для варки макарон. Составу положено кипеть на огне три с половиной часа; соответственно, Кайли — не без привычных опасений, как бы у «Дель Веккио» не опознали по голосу ту острячку, по чьей милости мистеру Фраю не так давно доставили гору пицц — звонит и заказывает на дом две большие пиццы: одну — с анчоусами, для тетушек, и еще одну — с сыром и грибами плюс двойной соус.

Рассыльный прибывает, когда состав начинает булькать на задней конфорке, а на хмуром небе, под толстым слоем грозовых туч, встает полная белая луна. Парнишка три раза стучится в дверь, надеясь, что на стук покажется Антония Оуэнс, с которой он как-то сиживал за одной партой на уроках алгебры. Вместо этого дверь рывком отворяет тетушка Фрэнсис. Манжеты у нее закоптились от щелока, который она отмеряла, глаза ее холодны как сталь.

— Что тебе? — вопрошает она у парня, которого одно лишь явление тетушки побуждает судорожно прижать пиццы к груди.

— Доставка пицц, — удается пролепетать рассыльному.

— Это что, твоя работа? — интересуется Фрэнсис. — Развозить по домам еду?

— Точно, — отвечает парнишка. Кажется, он все-таки видит Антонию — во всяком случае, что-то рыжее и прекрасное в доме мелькает. Фрэнсис между тем буравит его взглядом. — Точно, мэм, — поправляется он.

Тетушка Фрэнсис лезет в карман юбки за деньгами и отсчитывает восемнадцать долларов тридцать три цента, что, по ее мнению, есть чистый грабеж с большой дороги.

— Что ж, раз это твоя работа, — говорит малому Фрэнсис, — то чаевых можешь не ждать.

— Приветик, Джош! — бросает ему Антония, подходя забрать пиццы.

На ней старая рабочая блуза поверх черных рейтуз и черной футболки. Волосы от влажности завиваются колечками, молочно-белая кожа прохладна даже на вид. Рассыльный в ее присутствии немеет, хотя по возвращении в ресторан ему хватает разговора о ней на добрый час, покамест на кухне ему не рекомендуют заткнуть фонтан. Антония смеется, закрывая за ним дверь. Стало быть, кое-что из утраченного к ней вернулось. Привлекательность, как ей теперь ясно, — это состояние духа.

— Пицца! — возвещает Антония, и все садятся за стол, несмотря на зловоние, которое, булькая на задней конфорке плиты, распространяет варево, составленное тетушками. Оконные рамы дребезжат под порывами шквалистого ветра, раскаты грома, сотрясая землю, раздаются совсем близко. Ослепительная вспышка молнии, — и полгорода лишается электричества; по всей улице люди в домах кидаются искать фонари и свечи или просто, смирясь с обстоятельствами, идут ложиться спать.

— Хорошая примета, — замечает тетушка Джет, когда у них в доме тоже гаснет электричество. — Мы будем светочем во тьме!

— Свечку нужно достать, — высказывает практическое соображение Салли.

Кайли идет к полке у раковины взять свечу и, проходя мимо плиты, зажимает себе пальцами нос.

— Ну и вонища, граждане! — Она кивает в сторону состава, булькающего на плите.

— Так и полагается, — с довольным видом отзывается тетушка Джет.

— Так всегда бывает, - поддерживает ее вторая тетушка.

Кайли идет назад, устанавливает свечу в центре стола и зажигает ее; трапеза возобновляется, но ее прерывает звонок в дверь.

— Ну, если это рассыльный решил, что ему мало, — произносит тетушка Фрэнсис, — ему от меня не поздоровится!

— Дайте я открою. — Джиллиан идет и распахивает входную дверь.

На пороге, в желтом клеенчатом дождевике, стоит Бен Фрай; в руках у него фонарь «молния» и коробка белых свечей. У Джиллиан мурашки по спине бегут при виде его. Она с самого начала считала, что Бен всякий раз крупно рискует, бывая с ней. При ее-то везенье да с ее биографией все самое худшее, что можно вообразить, непременно сбудется. Она не сомневалась, что принесет несчастье любому, кто ее полюбит, — но это относилось к ней прежней. Той, по чьей вине погиб в «Олдсмобиле» ее сожитель; теперь она другая. Джиллиан перегибается через порог и целует Бена в губы. Так целует, что становится очевидно: если к нему когда-либо и приходила мысль порвать с него, то отныне ему об этом лучше забыть.

— Тебя сюда звали? — говорит Джиллиан, но руки ее сомкнуты у него на шее, и невозможно с близкого расстояния не уловить ее сахаристый аромат.

— О тебе беспокоился, — говорит Бен. — Твердят нам о грозе, когда на улице самый настоящий ураган!