Сара Монк: Романтическое приключение

Итак, она опять одна.

Но когда она поняла, что мурлычет песенку «Кто-то другой», направляясь домой с автобусной остановки, то сомнения оставили ее. У нее обязательно все будет хорошо.

Лизель на одном дыхании преодолела три пролета лестницы, перепрыгивая через две ступеньки, поднялась наверх к своей мрачной, построенной в семидесятые годы квартире, стены которой пошли трещинами еще до того, как переехали Алекс и Мэрилин.

Лизель и Мэрилин относились к этой квартире двояко, здесь смешались любовь и ненависть. Они благодарили Господа каждый день за то, что у них есть место, которое они могут назвать своим домом. И бранили его каждый вечер за эту лачугу — самую мрачную квартиру среди самых мрачных квартир. И обе мечтали превратить их недельное пребывание на море в образ жизни. Неважно, как сильно вам что-то не нравится, всегда страшно уйти от чего-то знакомого и привычного… Чем дольше они оставались здесь, тем больше им хотелось уехать.

Они часто шутили, что могли бы поставить палатку где-нибудь на берегу моря и вести жизнь бродячих цыган, так как палатка — это все, что они могли себе позволить. Их любимая вечерняя передача — когда одна из них не работала, а другая не училась — была программа, рассказывающая о людях, которые оставили город ради новой жизни. Они обе завидовали и восхищались тем, что вот есть же такие смельчаки, готовые пойти на подобный шаг и оставить все, чтобы начать жизнь где-то в другом месте.

Но на Мэрилин и Лизель лежала ответственность… и какая же приятная это была обязанность, думала Лизель, глядя на своего племянника, который, сидя по-турецки перед компьютером, сражался с зомби в компьютерной игре — подарок мамы на Рождество.

Лизель не могла бы любить Алекса больше, даже если бы он был ее собственным сыном.

Во второй спальне, которая была размером с гардероб, не больше, все место занимали кровать Алекса и маленький комод, в котором жили его носки, трусы, телевизор и его игры. К счастью, ему не нужен был гардероб, так как он не носил ничего, кроме костюма Супермена. У него их было пять. Один на каждый день недели и еще две пижамы Супермена.

Подкравшись сзади, Лизель пропела свое обычное:

— Привет, малыш.

В ответ Алекс всегда бросал то, чем был занят, и с разбегу наскакивал на Лизель, повисая на ней. И получал поцелуй в золотистую макушку.

— У тебя был славный денек? — Всегда следовал второй вопрос, на который Лизель отвечала без сомнений «да», даже если это не соответствовало действительности, и день был самый худший во всей истории существования женщин в мире мужчин.

Зачем ей мужчины, когда у нее есть лучший на свете мальчик, который ждет ее дома? Сегодня его объятия помогли ей избавиться от неприятного осадка после встречи с Майком. А когда она расскажет все Мэрилин, то окончательно забудет обо всем этом.

Мэрилин, как обычно, должна была готовить на кухне ужин, но сегодня почему-то соблазнительные, возбуждающие аппетит запахи не наполняли их крошечную квартирку, а на плите не было видно большой кастрюли с пастой. Лизель нашла сестру в гостиной. Мэрилин свернулась калачиком на софе, и это несколько удивило ее. Лизель не терпелось рассказать сестре все новости, и, плюхнувшись на софу, она тут же выпалила:

— Меня бросил Майк! — Пружины под ней возмущенно заскрипели. — «Дело не в тебе, а во мне», — передразнила она бывшего бойфренда. — Сколько раз я уже слышала эти слова! Со мной что-то не так, Мэрилин? Почему я не могу удержать ни одного мужчину? Ты думаешь, мне следует чуть-чуть смягчить мои моральные принципы и быть более сговорчивой? Может, в этом все дело? Может, это потому, что я отказываюсь сразу ложиться в постель?.. «Дело не в тебе, а во мне…» Не понимаю значения этих слов. И вообще сегодняшний день на работе был ужасный… Вечно стонущая Марта вернулась из отпуска. Я думала, отдых пойдет ей на пользу, но она все такая же, разве что немного загорела. О Господи, я ненавижу свою работу! Вернее, все свои работы. Вчера я уронила тарелку с картошкой фри на посетителя, и Карлос набросился на меня с таким криком, что я едва не провалилась сквозь землю.

Лизель замолчала. Сейчас Мэрилин полагалось прервать ее сочувствующими комментариями, то есть высказать поддержку.

— Ты знаешь, я ненавижу свою жизнь.

Обычно подобное мелодраматическое заявление вызывало всплеск сочувствия, сопровождаемого заверениями типа «не будь такой глупышкой», но сегодня Мэрилин посмотрела на сестру и сказала одну фразу. Одну-единственную фразу.