Наталия Рощина - Одержимость

– Он отлично учится.

– Спасибо за уточнение. – Некрасов едва подавлял нарастающее раздражение. – Для него это работа. Ты же знаешь, он всегда выполняет свою работу на «отлично». Мы приучили его к этому. Он берет с нас пример. К чему эта истерика? Да, мне приходится много работать. В чем ты пытаешься меня обвинить?

– Ему нужно внимание, Егор. Мальчик нуждается в нас. Мы нужны ему. Ты, я. – Настасья жалела о том, что позволила эмоциям выплеснуться. Она всегда считала себя женщиной, которая умеет владеть собой.

– Согласен.

– Он тянется в мир взрослых, в наш мир с непонятным для меня упрямством.

– Мне как раз все ясно. – Егор Васильевич хотел поскорее окончить разговор.

– На самом деле он так одинок.

– Он перерос своих сверстников. Дальше ему будет проще общаться, поверь. Н у, что с тобой сегодня?

– Мы говорим на разных языках, Егор, – вздохнула Настасья Сергеевна. – У тебя на первом месте работа, а у меня – сын.

– Оставь, мать. Не усложняй.

– Меня пугает его самодостаточность, Егор.

– Все хорошо. Ты слишком заботлива, слишком внимательна. Вот в чем перебор. Надо было еще одного рожать. Ну, не хмурься. Ты сейчас скажешь: возраст, поздний ребенок, риск. Давно пора забыть о том, как трудно нам достался Андрон.

– Я никогда не смогу этого забыть. – Лицо и шея Некрасовой покрылись алыми пятнами.

На мгновение она вернулась в тот день, когда появление на свет Андрона могло стать фатальным событием для нее самой. Врачи сделали все возможное и невозможное. Благодаря их самоотверженности и поддержке мужа она выжила.

– Настя, у нас замечательный сын. Ты – замечательная мать. Хотя твоей материнской любви еще бы на дюжину хватило.

– Ты опять за свое.

– Знаю, знаю, заранее знаю все твои аргументы. Все нужно делать вовремя, да?

– Ты читаешь мои мысли. – Настасья Сергеевна покачала головой. – Андрон для меня – сама жизнь.

– Я знаю и горжусь им, милая, на самом деле горжусь.

– Я тоже, разумеется, и я.

Назревавший конфликт был улажен. Некрасовы умели уходить от бурного выяснения отношений, тем более при ребенке. Мелкие размолвки не в счет. Наверняка и поэтому родители Андрону казались идеальной парой.

– Мама, а как ты познакомилась с папой? – Ему важно знать это. – Ты помнишь?

Настасья Сергеевна замешкалась

– Это романтическая история, сынок, – расплылась она в улыбке. – Увидела и влюбилась с первого взгляда.

– А ты что скажешь, пап?

– Что сказать, сынок. Отбил я маму у моего лучшего друга.

– Мам!

– Егор! – Мама бросала на отца испепеляющие взгляды.

– Что, Настя? – Некрасов состроил виноватую мину. – Пошутил. Пошутил я, сынок.

– И вообще, это было так давно, – защебетала мама. – Главное не то, как мы встретились, а то, что мы вместе и у нас есть ты, сынок!

Они неустанно повторяли, что Андрон – самое дорогое, что у них есть. Он так часто слышал это, что безоговорочно верил в свою избранность, одаренность. Таланты – это прекрасно. Однако это всего лишь дополнение. Главное – любовь. Благодаря ей Андрон чувствовал себя защищенным, сильным. Родители любили его, не оберегая чрезмерно. Он воспринимал их как старших товарищей. Это здорово. Наверное, он должен считать себя счастливым. Ничего. Он вырастет и отблагодарит их за все.

Как будто все шло хорошо. Планы, быстротечное время. У него все получалось. Так говорили все, и родители тоже. Вместе с тем Андрона одолевало предчувствие приближения чего-то неотвратимого, ужасного, чему он не сможет противостоять. Ощущение витало в воздухе, мешало наслаждаться жизнью, заставляло сердце работать с перебоями. Слово «страх» в какой-то момент уже не подходило. Это был прочно обосновавшийся ужас ожидания чего-то непоправимого.

Он всегда ему завидовал. Черной завистью, убийственной. Завидовал атмосфере, царящей в его доме: всегда улыбающаяся мама с глазами, в которых отражается счастье. Глава семьи, от которого пахнет хорошим одеколоном, а не перегаром, как от его пьянчужки-отца. У Некрасовых Леониду всегда было уютно. Но внимание и доброжелательность родителей Егора вызывали у Леньки не благодарность, а тщательно скрываемую злобу. Жизнь в этом доме складывалась в яркую мозаику, именуемую нормальной семьей, счастливым детством и юностью, радужными планами на будущее. Как же Леониду хотелось оказаться на месте Егора! Хотя бы на денек. Будь у него такие условия, как у этого черноглазого красавчика, уж он добился бы большего. А Егор умудряется топтаться на месте. Почему? Да потому что ему нечего желать, у него во всем полный порядок, и нет у него одного немаловажного достоинства, необходимого условия успеха, – здоровой доли авантюризма.