Елена Лобанова - Из жизни читательницы

Кроме того, наша Людасик – сама деликатность. Например, однажды ей срочно надо было в поликлинику – ее Валерка что-то затемпературил. Вечером она забежала ко мне домой предупредить, что на третьем уроке замещать некому и чтоб я присмотрела за ее головорезами, благо кабинет литературы напротив библиотеки. А я предстоящей ночью как раз собиралась под настроение почитать Агату и, тихо чертыхаясь, разыскивала запропавшее куда-то «Убийство Роджера Экройда» – вещица изящная, повествование от лица преступника! По тахте и всему полу валялось расшвырянное содержимое моего «детективного» ящика: тощие замусоленные книжонки карманного – Римка его называет «туалетного» – формата вперемешку с кое-как скрепленными пожелтевшими страничками из «Техники – молодежи» и «Вокруг света». На одну из них Людасик с ходу наступила, вскрикнула и оглянулась с ошарашенным видом. Людмила у нас вообще правильнейший человек, и литературные классики у нее расставлены на полках строго и четко: собраниями сочинений, в хронологическом порядке, с закладками в нужных местах. Тут Золотой век русской литературы, а там – Серебряный русской поэзии... Надо ли напоминать, что детективы не входят в школьную программу?

Но надо и отдать ей должное: остолбенела Людасик всего на пару секунд, а потом мягко, но решительно отобрала у меня «Сверкающий цианид» и, полистав, попросила взять на недельку.

Вот это и есть, я считаю, пробный камень! А если человек способен брякнуть, как наша препочетная и раззаслуженная Софья Геннадьевна, именуемая учениками Софген: «Детективы – это, в сущности, смакование убийства!» – значит, все, до свидания, вам направо, мне налево.

Кстати говоря, каждый приход Софген в библиотеку – настоящее для меня испытание. Я с юности опасаюсь людей, норовящих вдруг приблизить свое лицо вплотную к твоему (особенно дородных женщин с глазами, густо обведенными синим! поистине что-то вампирское!) и ни с того ни с сего возопить патетическим контральто: «Марина Алексеевна! До какой же глубины мы будем погружаться в яму бездуховности?!» или «Марина Алексеевна, дорогая моя! Что же будет с Россией? Вы в курсе последних демографических данных?!»

Так и кажется, что при каждом вопросе они вынимают из-за пазухи и швыряют в тебя здоровенный булыжник. Причем следующим, возможно, будет: «А что лично вы, Марина Алексеевна, сделали для улучшения демографической ситуации?» И что прикажете ответить на подобный вопрос? Быстро найти подходящую к случаю колкость я не умею, молчать с извиняющейся улыбкой – глупо. Поневоле начнешь шарахаться по углам – пробормотав сочувственно «угу, угу!», с деловым видом забьешься за дальние полки и уткнешься в подшивку прошлогоднего «Вестника образования». Но и там тебя неминуемо достанет что-нибудь вроде «И как-то у вас душновато, Мариночка! Темно как-то... Надо бы плафоны протереть».

Интересно, как бы она отреагировала, если бы я вломилась к ней на урок с рыданием: «Ах, Софья Геннадьевна! Что же будет со страной, где люди перестали читать?!» А потом простодушно поинтересовалась бы: «А что лично вы прочли за последний месяц?»

Софген не признает так называемую беллетристику, считая любой роман или стихотворение своего рода иллюстрацией к определенной исторической эпохе. Зато она штудирует литературу, на которую не у всякого хватит здоровья: «Сталинское окружение», «Берия» и «В застенках...» – не помню, чего именно. В истории, экономике и юриспруденции она как у себя дома. Кроме того, она всегда в курсе всех скандальных политических сенсаций. Когда она пускается в политические рассуждения, сыпля неведомыми терминами и фамилиями, я чувствую себя отпетой второгодницей, которую вот-вот вызовут к доске. После нескольких мучительных пауз я обычно вспоминаю, что меня как раз приглашали к завучу или что нужно сию же минуту повесить в учительской график библиотечных уроков.

Или же – о удача! – звенит звонок на перемену. Софген никогда никуда не опаздывает и на переменах обычно готовится к урокам: просматривает очередной классный журнал и поурочные планы. Поэтому со звонком она закругляет свою обличительную речь, и я с облегчением вздыхаю вслед величественно удаляющейся фигуре.

Правда, на смену ей тут же являются другие посетители – из тех, для кого опоздать на урок не проблема. Например, вот эти трое пятиклассников. Дверь, конечно, не закрывают.

– Здрасьте! – обращается ко мне один из представителей молодого поколения и продолжает без паузы сквозь нарастающий коридорный гвалт: – Мне, это, природоведение поменять! Там восемнадцати страниц нету.