Татьяна Алюшина: Время для наград

Наталья уставилась в грязное оконце на пролетающий мимо пейзаж, не видя ничего, стараясь изгнать тоску и жалость к себе.

«Пойду пить чай с попутчицами! И все, все, хватит, хватит!»

Затушив сигарету, она «очень решительно», как пишут в романах, взялась за ручку двери. В это же мгновение дверь, не менее решительно, дернули с другой стороны, и она полетела вперед, как выпущенная торпеда. Что там чувствует торпеда, Наталья не знала, но она почувствовала сильную боль, ударившись обо что-то твердое плечом и скулой. Что-то твердое при ближайшем рассмотрении оказалось мужчиной. Мужчина был высок ростом, широк, зол и смотрел на нее с явной брезгливостью.

— Что вы на ногах не держитесь, девушка? Так и покалечиться можно!

— А вы что в дверь рветесь, как партизан в бункер к немцам?

— Что?!

— Да ничего! Можно подумать, вы куда-то с боем прорываетесь, а тут девушки на дверях висят.

Насчет девушки она, конечно, погорячилась, но кто из женщин не думает о себе минус десять-пятнадцать лет? Да и какое это имеет значение, когда Бог посылает ей маленький скандал для бодрости духа и отвода хандры? В тот момент Наталья почти любила этого мужчину.

Мужчина, которого она почти любила, был ошарашен и посторонился, пытаясь ее пропустить. Гордо, нет, очень гордо задрав подбородок, она прошествовала мимо, испортив всю картину тем, что зацепилась за коридорный коврик носком шлепанца. «Ну вот и полегчало, спасибо тебе, дядечка!», хотя насчет «дядечки», как и насчет «девушки», она тоже несколько преувеличила. Рассмотреть хорошенько Божьего посланника ей не удалось, но на «дядечку» он явно не тянул.

Уже совсем в ином настроении Наталья вошла в купе. Даша и ее мама пили чай, настоящий, из заварного чайника. На столе было разложено «угощение» к чаю — тульские пряники, конфеты, пирожки и еще какая-то снедь, завернутая в промасленную бумагу.

— Вы садитесь с нами, мы подвинемся, — очень весело, звонким, девчачьим голосом пригласила Устинья Васильевна. Голос совсем не вязался с ее крупной, дородной фигурой, круглыми щечками и прической. — Вас как зовут? А то и не знаем, как обращаться.

— Наталья Александровна, можно Наталья. Очень вдруг захотелось чаю с пряниками в компании этой располагающей, открытой парочки. Наталья сходила за стаканом, и они уселись чаевничать. Устинья Васильевна с Дашей рассказывали о себе и про родственников, которые будут их встречать. Она слушала не слушая — этому приему научилась давно.

Ездить приходилось много и часто, в основном в поездах. Попутчики бывали разные, но почти всегда разговорчивые. Она научилась слушать, пропуская поток информации и эмоций собеседников мимо. Не от безразличия или снобизма, а от невозможности впихнуть в себя что-то еще сверх своих переживаний. Переживания прошли, а навык «поездных ушей» остался.

Хотя какое там прошли! Когда курить побежала, и ручки тряслись, и слезы внутрь загоняла, не разрешая выйти из-под контроля, и смирилась с тем, что хандрить придется полпути. Если б не маленькая стычка в дверях, сидела бы сейчас и собирала себя в кучу.

Она улыбнулась, вспоминая эпизод с мужчиной у дверей, и мимолетно подумала: «Что ж у тебя случилось-то, что держишься решительно и сурово, или такой по жизни?»

Как будто отвечая на ее мысли, Даша взахлеб стала рассказывать:

— Ой, Наталья Александровна, тут, пока вас не было, к нам четвертого поселили! Представляете, он из СВ, продали три билета на одно место. Раньше такого никогда не было, так начальник поезда говорит. Вот. А СВ-то всего два вагона, и все места заняты, так эти трое не знали, как разместиться, и двое мужчин уступили женщине, у нее третий билет был. Вот. А их в купе переселили и обещали разницу возместить и подобрать вагон получше, и оказалось, что это наш. Нам одного и подселили. Здоровый такой мужик и злой, а важный! Вещи, то есть сумки, дорогие такие, так он их покидал и ушел, даже дверью хлопнул. Будет теперь дуться и разговаривать с нами не станет, да еще храпит, наверное!

— Да не тарахти ты, Дашка! С чего взяла, что не будет разговаривать и храпит? Расстроен человек, это ж понятно.

— Ну… уж больно важный, сразу видно — начальник.

«Уж не мой ли «партизан» тире посланник Бога? Плохо дело, еще разборку устроит, учить уму-разуму начнет», — заподозрила Наталья.

Поругивая себя за трусость, она полезла на свою верхнюю полку, где в общем-то неплохо устроилась, чувствуя внутри приятное тепло после чая и погружаясь в сон. Дремать нельзя, в дремоте мысли запретные лезут — только спать.