Вера Колочкова - Работа над ошибками

В дверях она обернулась, уверенная, что Иван Андреич смотрит ей вслед. И правда, смотрел. Добрая улыбка, добрый понимающий взгляд. Немного снисходительный. Что ж, он имеет право на эту снисходительность. Каждому – свое. Молодому – эгоизм, старому – снисходительность. Все находится на своих законных местах, как у людей и быть должно. Если ты среди этих людей живешь…

Придя вечером домой, Наташа прошлась по квартире, с удовольствием разглядывая знакомые вещи и чувствуя себя вернувшейся в родной дом после долгого утомительного отсутствия. Все здесь было то же самое и немного другое. Вот чашка на кухонном столе стоит, в которую она так и не налила в тот вечер чай, – улетела радовать Таечку счастливыми новостями. Вот пульт от телевизора, упавший с дивана на пол. Вот ноутбук притулился на краешке журнального столика. Ничего не изменилось. Правда, беспорядка прибавилось. На мебели – налет пыли, на паркете – тополиный пух клубками катается. Надо бы порядок навести, ужин хороший приготовить, скоро Саша с работы приедет…

Держа в голове все эти благие намерения, она опустилась в кресло перед журнальным столиком, чтобы посидеть пять минут. Просто так посидеть, вытянув ноги и почувствовать себя дома. Потом вдруг поняла, что сама себя и обманывает этими «пятью минутами», что вовсе не ради «просто посидеть» она в этом кресле устроилась. Потому что руки сами по себе потянулись к ноутбуку, пальцы пробежались по нужным клавишам, и вот уже заветный файл распахнулся перед глазами ею написанным текстом. Тем самым текстом, последним…

«… Она лежала на траве в неловкой, некрасивой позе, и тем не менее что-то завораживающее, притягивающее взгляд присутствовало в этой картине смерти. Не было в ней обычной горестной нелепости, наоборот, проглядывалось что-то вроде трагической продуманности, воплощенной в жизнь (или в смерть?) рукой умелого режиссера. Прекрасное юное лицо с зелеными, распахнутыми в небо глазами, удивленные дуги бровей, черные волосы, раскинувшиеся веером вокруг головы, и эта поза, неестественный излом тела, и похотливо задравшееся до бедер красное платье – все было будто продумано до мельчайших подробностей…»

– Натусь, ты почему меня не встречаешь? Я думал, тебя дома нет…

Она страшно вздрогнула, услышав за спиной Сашин голос, лихорадочно вздернула мышку к спасительному крестику в верхнем правом углу экрана, закрывая файл, потом обернулась к нему, трусливо вжав голову в плечи.

– Господи, да что с тобой? – проговорил он, подходя поближе и опуская руку ей на затылок. – Неужели я тебя так напугал? А-а-а… Понял, понял… Я просто помешал творческому процессу, да? Вырвал тебя из мира фантазий? Ну-ка, ну-ка, и что ты там такое напридумывала, покажи, покажи…

Еще более испугавшись, она быстро опустила палец на «delit», потом так же быстро подтвердила команду насчет отправки файла в «корзину».

– Э… Ты что такое творишь, писательница? У тебя что теперь, Гоголь фамилия? Вроде ты Петровой с утра была! Или этой, как ее, черт… Никольской-Петерс! Восстановить-то хоть сможешь? Давай я тебе помогу! Дай-ка я сам в «корзину» зайду…

– Нет! Нет, не надо, я сама…

Войдя в «корзину», она на глазах у изумленного ее непонятным «гоголевским» поступком Саши направила острие мышки в команду «очистить корзину», потом длинно вздохнула, глядя на опустевший экран, аккуратно сложила на коленях ладони. Вот и все… Потом подняла на Сашу виноватые глаза, повторила вслух:

– Вот и все!

– Хм… А что там такое было, Натусь? Надеюсь, не порнуха?

– Нет. Там было… Там было про Анну…

Сердце ухнуло и заколотилось в груди от произнесенного вслух имени, и она искоса взглянула Саше в лицо, затаив дыхание. Однако ничего в Сашином лице особенно не изменилось, просто вздернулись вверх удивлением брови.

– Про какую Анну, Натусь? Это что, твою книжную героиню так зовут? Хотя теперь вернее будет – звали…

– Ага. Героиню. Мою героиню звали Анной, – медленно произнесла она, будто ощупывая языком каждое слово.

– А кто она у тебя была, эта Анна? Ну, по твоей писательской задумке – кто она?

– Она была просто стервой, Саш… Веселой разрушительницей, Фредди Крюгером в красивом женском обличье. Она ненавидела женщин, которые растворяются в любимом мужчине, считала их презренными пиявками и свято верила в свою правоту…

– Ничего себе персонажик! А ты что, такую даму где-то живьем видела?

– Видела. Но недолго. Да все это ерунда, Саш… Я вот что хочу тебе сказать… Я очень, очень тебя люблю! Так люблю, что совершенно не боюсь в тебе раствориться!