Опал Карью: Оправданная ложь

— Это мой дом.

Ее грудь сжалась, и если бы дверь еще не закрылись, она бы рванулся вперед.

— Ты хочешь сказать, что ты владелец здания?

— Я имею в виду, это то место, где я живу.

Она покачала головой.

— Рейф, я…

Он нежно сжал ее плечи.

— Джесс, я просто хочу поговорить с тобой, и этот разговор, я хочу иметь не в офисе, —он приподнял ее подбородок вверх. — Хорошо?

Она посмотрела на его напряженные, голубые глаза и сжатые губы, затем кивнула.

Двери лифта открылись, они прошли по небольшому холлу, и он открыл элегантную из красного дерева дверь. Она ступила в светлые, просторные апартаменты пентхауса. Темные деревянные полы отражали солнечный свет каскадом струящийся из огромных окон. Его мебель была из бежевой кожи и темного дерева. Яркие акценты красного, оранжевого и желтого тонкими всполохами проходили по всей гостиной, в виде подушек, репродукций и живых растений, добавляя тепло и блики в пространство.

— Ты здесь живешь? — Это пространство было огромным и прекрасным, и явно дорогим.

Она не могла представить себе Шторма, которого она знала, бродящего здесь, в его джинсах и потертой кожаной куртке, бросающего свой рюкзак на пол в подъезде, и отдыхающего в одном из удобных кресел. Перед тем, как он к ней переехал в Бейкерсфилде, он делил небольшую квартирку с другим парнем из группы. В его комнате был только матрас на полу, на кухне у них был карточный столик и складные стулья, и подержанный диван с журнальным столиком в гостиной.

— Я купил его три года назад, но я не был дома больше года, — он пожал плечами. — Но, эх, это дом.

Она кивнула.

— Почему ты ушел? Приехал в Бейкерсфилд, я имею в виду, — она вспомнила, Дэйн рассказывал ей, что их отношения всегда были напряженными после случая с женщиной, но она хотела сама услышать интерпретацию Шторма. — Почему никому не осталось все это?

Он пожал плечами.

— Вопрос, почему я не ушел раньше. Мой отец был человек контроля. Он контролировал всех и все вокруг, и я ненавидел это. Но именно поэтому я не ушел, — он прошелся по комнате. — Он запрограммировал меня делать, как мне было сказано. Жить той жизнью, как мне было сказано жить. Следовать чьим-то мечтам. И если я пытался противостоять ему... — его руки сжались в кулаки, челюсть стала напряженной. — Когда я был ребенком, он бил меня, заставляя подчиняться. Когда я стал старше, он угрожал мне и в других отношениях.

Шок накрыл ее из-за его признания.

— Это ужасно.

Как мог отец быть таким жестоким?

Он сел на кожаный диван перед большим камином, и она опустилась рядом с ним.

— После того, как он умер, я понял, что могу не делать этого больше. Теперь не было причин, по которым я не мог быть тем, кем я хотел стать.

— И ты ушел, и стал Штормом.

Он кивнул.

— Когда я был ребенком, у моего друга была гитара, и он научил меня нескольким аккордам. Я попросил отца, можно ли мне взять уроки игры на гитаре, и когда он сказал «Нет», я придумал предлог, чтобы оставаться после школы и брать уроки в любом случае. Но когда моя преподавательница по гитаре столкнулась с моими родителями и сказала им, что у меня талант, мой отец нашел то место, где я прятал мою гитару, и чуть не разбил ею мне о голову. К счастью, у меня хорошая реакция, и он разбил стену вместо моей головы. Видишь, он не хотел мне давать что-то обыденное, как музыка, которая, по его мнению, только мешала грандиозным планам, которые он имел на меня и Дэйна в управлении Ренье Индастриз. Даже простые уроки игры на гитаре шли в противовес его тщательно продуманным планам.

— Я так понимаю, ты учился сам.

— Я придумал способ. Я не мог позволить ему украсть все, что имело значение для меня, — он вздохнул. — Но я привел тебя сюда не для того, чтобы говорить о моем детстве.

Она кивнула.

— Я знаю.

Он хотел сказать ей, почему он разбил ей сердце.

— Джесс, я сожалею о том, что произошло. Я жил своей мечтой и первый раз в жизни, оказавшись свободным. Никто за это не отвечает, только я сам.

— А ты думаешь, я забрала бы у тебя эту свободу? — Она не могла сдерживать свой голос.

— Нет, это все ни так, — он повернулся к ней и взял ее маленькую руку. — Когда я осознал, как много ты для меня значишь… — Его пристальный взгляд поймал ее, и удержал. — Когда я понял, что ты, может быть, начинаешь чувствовать то же самое ко мне... — Он покачал головой и мягко сжал ее руку. — Я понял, что я не могу продолжать жить во лжи. Кто-то поранится, и я не хочу, чтобы это была ты.