Анна Берсенева - Французская жена

– Тебя очень обеспокоило мое отсутствие? – хмыкнула она.

– Конечно. Одежда-то на тебе моя.

Парень, предъявляющий права на майку, был, кажется, тот самый, которого Нинка пыталась опознать еще сонного. Но это не удалось ей и сейчас, когда он пробудился. Хоть убей, не могла она понять, кто он такой и видела ли она его хотя бы раз до сегодняшнего утра.

Майка, похоже, была действительно его: он был высокий, так что плечи его одежды вполне могли висеть у Нинки на локтях.

В доказательство того, что майка его, он похлопал себя по голой груди. Кстати, никакой он был не парень, а взрослый мужик – лет тридцати, а то и старше. В его фигуре не было ни юношеской тонкости, ни юношеской же угловатости и нескладности, а была грубая заматерелость. Мужик, да.

– Прямо сейчас снимать? – поинтересовалась Нинка. – Учти, я под ней голая, так что зрелище будет неприятным.

– Почему? – удивился он. – Голая женщина всегда приятна.

– Я – нет.

Он окинул Нинку быстрым оценивающим взглядом и кивнул:

– Ладно, тогда можешь не снимать.

«Хамло! – обиженно подумала Нинка. – А ты кого ожидала увидеть? Рыцаря плаща и шпаги?»

Ни плаща, ни шпаги у ее соседа по койке не наблюдалось. Хорошо, хоть джинсы натянул, мог бы и этим не утрудиться. И вообще, мужчина с некрасивым умным лицом был совсем не в ее вкусе. Мужчин Нинка с детства только умных и видела, поэтому во взрослом состоянии ей было важнее, чтобы они были красивыми. А этот красотой явно не отличался. Хотя не все ли равно? Не замуж же ей за него идти.

Пока Нинка крутила у себя в голове все эти глупости, он подошел к столу и самым наглым образом отхлебнул чай из ее чашки.

– Что это ты пьешь? – поморщился он при этом. – Освежитель из унитаза?

– Ты видел в здешнем унитазе освежитель?

– Ну так, может, ты его вынула и заварила.

– Слушай, а не пошел бы ты? – наконец рассердилась Нинка. – Если мы с тобой переспали, это еще не повод для знакомства.

– Кстати, о знакомстве. Феликс, – представился он.

Сердиться на него было так же бесполезно, как пытаться рассердить его; это Нинка сразу поняла. Она вообще была сообразительная, даже сейчас, когда голова у нее раскалывалась.

– Нина, – вздохнув, представилась она. – Хотя зачем нам знать, как друг друга зовут, не понимаю.

– Незачем, – согласился он. – Ладно, давай чего-нибудь поедим, а потом сообразим, куда тебя отсюда эвакуировать и как.

– Что значит – как? – насторожилась Нинка.

– Как – значит в чем, – объяснил Феликс. – Тебя вчера сюда доставили в чем мать родила. Правда, была на тебе косуха, но байкер, который тебя в квартиру занес, тут же ее с тебя снял и в ней отбыл.

Картина вчерашнего вечера стала потихоньку проясняться в ее сознании. Ничего хорошего такая ясность ей, впрочем, не принесла.

– Это его косуха была, – мрачно сказала Нинка. – Потому он в ней и уехал. Тоже о своей одежде позаботился. Как ты, – усмехнулась она.

– Насчет моей одежды можешь не переживать. Дарю, – усмехнулся в ответ Феликс.

Рассказывая Нинке подробности ее появления в этой квартире, он успел разогреть сковородку, которую извлек из ящика под плитой, вылил на нее подсолнечное масло, обнаруженное в шкафу, и теперь разбивал на сковородку яйца. Делал он это умело и без вдохновения. Это вызывало даже некоторое уважение: Нинка терпеть не могла мужиков, которые вдохновляются кухонными делами. Впрочем, Вольф тоже ничем таким не вдохновлялся и был мужиком до мозга костей, а вот ведь как вышло…

Феликс накрыл сковородку крышкой и уселся на табуретку перед Нинкой.

– Ты откуда? – спросил он. – Московская?

Нинка кивнула.

– Хорошо, – заметил он.

– Что хорошего?

– Домой доставить проще.

– Тебе меня домой доставлять не придется, не волнуйся, – зло хмыкнула Нинка.

– Как знаешь.

Он снял сковородку с плиты и разложил ее содержимое поровну на две тарелки.

– А если остальные твои гости проснутся? – спросила Нинка. – Всех по очереди будешь обслуживать?

От досады на себя она специально подбирала слова, которые должны были быть для него обидными, и бросала их зло и резко, как камни. Но он, похоже, руководствовался в жизни принципом «на обиженных воду возят», а потому не обратил ни на слова ее, ни на тон ни малейшего внимания.

– Всех не буду, – ответил он. – Тем более я здесь сам в гостях.

– Да? – удивилась Нинка. – А с хозяйством справляешься, как хозяин.

– Что ты называешь хозяйством? – усмехнулся он. – Ешь давай.

Аппетита у Нинки не было никакого, но она понимала, что поесть надо. Может, от этого прекратится и озноб, и тошнота, и даже головная боль.