Кэти Линц: Шальные похождения

Холли решила перейти в атаку.

— На что вы смотрите? — прямо спросила она.

— У вас на майке краска.

— У меня? Где? — Она осмотрела майку до самого низа и ничего не увидела. Если что и разглядела, то лишь как часто поднимается от дыхания ее грудь. Неужели он заметил? Холли надеялась, что он не обратил внимания. — Я не вижу никакой краски.

— Хотите, чтобы я показал? — с намеком предложил он.

— Не стоит. Только скажите где.

— Краска повсюду.

— Вы имеете в виду это? — Она оттянула майку от тела, чтобы показать ему узор, не привлекая внимания к изгибам под ней. — Это отпечатки рук. Майка ручной работы. Ее сделал для меня один из наших гостей.

— Очень впечатляюще, — сказал Рик, тоном и голосом намекая, что слова относятся к тому, что под майкой, а не к рисунку на ней.

Вдоволь налюбовавшись, он наконец поднял глаза и посмотрел Холли в лицо.

— Так что же, ребята, вы здесь делаете? Сидите кружком и творите? Рисуете цветы и всякое такое?

Его покровительственный, почти хамский тон разозлил Холли. Да еще такая откровенно наглая оценка ее достоинств, не считая ее собственной неожиданной реакции на этого мужчину. Она просто кипела.

— Нет, мы занимаемся не только этим.

— Слава Богу. — Если Рик и собирался проторчать здесь несколько дней, соображая, как доставить товар Редмонду-старшему, то в его планы вовсе не входило впадать в детство и тратить время на всякие дурацкие безделушки.

— Помимо рисования, мы также предлагаем лепку, ткачество, гончарное дело… я называю только некоторые из наших мастерских, — подчеркнула она.

— Потрясающе. — В его голосе было столько же восторга, сколько и в его циничной усмешке.

— Не расстраивайтесь, Рик, — насмешливо посоветовала Холли, — не успеете вы опомниться, как вам откроется здесь новый взгляд на мир.

“Не успеешь ты опомниться, как я отвезу тебя в Сиэтл, — подумал Рик. — Благополучно верну богатому папе. Остается только придумать, как это сделать”.

Рик не заботился о заранее продуманном плане. Он предпочитал полагаться на свое чутье, на инстинкт. И они подсказывали ему, что дело может обернуться очень интересно. По крайней мере он не будет скучать рядом с такой непредсказуемой, сексуальной женщиной, как Холли.

Да, подумал Рик, по-моему, мне начинают нравиться их странные занятия. Очень нравиться.

И с этой мыслью, в прекрасном настроении он последовал за Холли через посыпанную гравием площадку к ровному ряду коттеджей.

Он специально шел сзади на некотором расстоянии, чтобы любоваться видом — естественно, не окружающей природы, а восхитительных линий ее ягодиц, упакованных в ярко-оранжевые джинсы. У нее и вправду была невероятно сексуальная походка. Он заметил это и раньше, но походка определенно заслуживала дальнейшего рассмотрения… и положительной оценки. В конце концов сексуальную походку саму по себе можно считать формой искусства. Поэзией движения.

Как досадно, подумал Рик с сожалением, что она дочь клиента и что он взял себе за правило никогда не смешивать работу с развлечением.

— Вот мы и пришли, — бодро объявила Холли, открывая перед ним дверь в коттедж.

— Почему здесь четыре кровати? — придирчиво спросил Рик.

— Потому что каждый коттедж предназначен для четырех гостей, — ответила Холли. — Ванная налево, там есть душ. Ваша кровать в углу, вот эта.

Пока она плавно двигалась по комнате, Рик оценивал колыхания ее ягодиц и не оценил поначалу тон, выдававший, какое она вроде бы получает удовольствие, пространно толкуя ему о постели. Она походила на учительницу, придумавшую наказание, от которого нашкодившего мальчишку должно бросить в жар. И он с готовностью признал себя нашкодившим, и его действительно бросило в жар, хотя он давно уже был не мальчишкой. Черт возьми, он на добрых шесть лет старше ее.

— А что вы лично здесь делаете? — спросил Рик. — Я имею в виду, кроме того, что показываете гостям их постели.

Холли через плечо стрельнула в него карими своими глазами. Взгляд у нее был настолько открытым, что Рик мог свободно наблюдать за сменявшимися в нем выражениями. Это напомнило ему прожекторы, направленные на рождественскую елку, которые перекрашивали серебристое алюминиевое дерево то в красное, то в зеленое, то в желтое. Он не видел такого елочного освещения лет с восьми. И давно уже ему не доводилось видеть людей, которые с такой открытостью выражали свои чувства.

Он мог читать эту женщину как книгу. Сначала он заметил злость, потом нерешительность, затем он буквально увидел, как она думает, и наконец — вспышка юмора. Он с такой легкостью читал ее эмоции, что засомневался, не играет ли она, может, это просто способ заставить других поверить, будто она легкоуязвима, хотя на самом деле она совсем не такая.